Тайна семи звезд

Более того, в Послании говорится, что вера в благодатную силу имени Божия неизбежно ведет к механическому повторению молитвы: «Если благодать Божия присуща уже самым звукам и буквам Божия Имени, если Самое Имя, нами произносимое, или идея, нами держимая в уме, есть Бог — тогда на первое место в умном делании выдвигается уже не призывание Господа, не возношение к нему нашего сердца и ума (зачем призывать Того, Кого я почти насильно держу уже в своем сердце или уме?), а скорее самое повторение слов молитвы, механическое вращение ее в уме или на языке. Иной же неопытный подвижник и совсем позабудет, что эта молитва есть обращение к Кому-то, и будет довольствоваться одной механикой повторения, и будет ждать от такого мертвого повторения тех плодов, какие дает только истинная молитва Иисусова; не получая же их, или впадет в уныние, или начнет их искусственно воспроизводить в себе и принимать это самодельное разгорячение за действие благодати, другими словами, впадет в прелесть».

Следует указать на то, что нигде в имяславских текстах подобные идеи не содержатся: имяславцы не говорят ни о механическом повторении молитвы, обращенной в никуда, ни тем более об искусственном воспроизведении тех или иных благодатных действий. Таким образом, критика Послания в данном пункте имеет скорее педагогическую направленность, предостерегая читателей от тех последствий, к которым якобы может привести учение имяславцев. Чтение самих имяславских текстов, в особенности книги «На горах Кавказа», убеждает как раз в обратном: имяславцы делали акцент на внимании при произнесении слов молитвы и на том, что подвижник не должен ожидать каких-либо благодатных плодов молитвы, пока они сами не появятся.

Сразу же после публикации Послания Синод перешел от слов к делу. Архиепископу Никону (Рождественскому) было предписано в сопровождении богослова Сергея Троицкого отправиться на Афон для усмирения монашеского бунта. Определение Синода утвердил Государь, наложивший на доклад обер-прокурора Саблера резолюцию: «Преосвященному Никону моим именем запретить эту распрю».

На Афон делегация во главе с архиепископом Никоном прибыла 5 июня на корабле «Донец». Пристань Пантелеимонова монастыря почернела от монахов, «увы, не с радостью, а с праздным любопытством вышедших посмотреть на архиерея, которого давно по его сочинениям знали, которого некогда уважали, а теперь… видели в нем „еретика“». Так впоследствии писал о своем прибытии на Афон сам архиепископ.

В сопровождении российских официальных лиц, нескольких офицеров и вооруженных штыками матросов он отчалил от корабля на шлюпке и высадился на берег, где его встретили настоятель обители архимандрит Мисаил и иеромонахи Пантелеимонова монастыря. Никон направился в соборный храм, где беседовал с иноками: начав с детских воспоминаний, он закончил тем, что «раскрыл сущность великого искушения, столь неожиданно для всего православного мира появившегося около святейшего имени Божия». Иноки слушали архиепископа безмолвно.

8 июня была предпринята попытка арестовать монаха Иринея (Цурикова), которого считали главным бунтарем. Имяславцы, узнав об этом, ударили в набат и подняли тревогу. Офицерам они говорили:

— Вы хотите взять Иринея, забирайте и нас всех!

А Иринею:

— Не оставляй нас, отче, мы с тобой на смерть готовы!

9 июля после Литургии игумен Мисаил в присутствии монастырской братии читал вслух Послание Синода. По окончании чтения монах Ириней спросил его:

— Имя Господа нашего Иисуса Христа, имя Сладчайший «Иисус» Бог или нет?

Игумен ответил:

— Имя «Иисус» не Бог.

Это было воспринято имяславцами как отречение игумена от православного учения об имени Божием.

10 июня архиепископ Никон посетил Пантелеимонов монастырь, осмотрел ризницу, библиотеку, иконный склад, храмы. Выходя из Успенского собора, он сказал игумену Мисаилу раздраженно:

— Я вам говорил — не выскакивайте, а вы выскочили. Теперь я не могу вас защитить.

Очевидно, он считал, что игумену не следовало зачитывать вслух Послание Синода. То же самое он повторил, садясь в лодку и отплывая на корабль. В монастыре он не чувствовал себя в безопасности и ночь провел на корабле.

11 июня, надеясь, что возбуждение монахов несколько утихло, он решился вторично сойти на берег, чтобы провести беседу с имяславцами в Покровском соборе Пантелеимонова монастыря. На этот раз встреча с монахами происходила в гораздо более напряженной атмосфере. Когда архиепископ, облачившись в мантию, вышел на амвон, его тотчас плотным кольцом окружили матросы; монахи встали позади. Архиепископ начал уговаривать монахов не пускаться в догматические исследования и смириться, дабы не подвергнуться суду и отлучению.