Булатович был назначен в 16-й передовой отряд Красного Креста. Этот отряд, сформированный в сентябре 1914 года, уже 5 октября был отправлен на Западный фронт. В течение всей зимы 1914–15 годов отряд, дислоцированный в Польше, вел позиционную войну в тяжелейших условиях, нередко под постоянным обстрелом противника. В марте 1915 года Булатович уже на Карпатах. Дух боевого офицера не умер в нем: однажды в решительный момент он поднял солдат в атаку, за что был впоследствии представлен к боевому ордену святого Владимира 3-й степени с мечами. В боях под Сопоковчиком он вновь руководил атакой, за что командование ходатайствовало о награждении его наперсным крестом на Георгиевской ленте.
В нашем распоряжении нет других свидетельств о пребывании Булатовича на фронте. Зато сохранились воспоминания протопресвитера Георгия Шавельского о том, как на представление Булатовича к ордену святого Владимира 3-й степени с мечами реагировали члены Святейшего Синода. Во время одного из заседаний Синода, на котором, в числе прочих, присутствовали митрополит Киевский Владимир (Богоявленский), митрополит Московский Макарий, протопресвитер Шавельский и обер-прокурор Волжин, был сделан доклад о награждении Антония (Булатовича) орденом. Когда митрополит Владимир услышал имя Булатовича, он с негодованием обратился к Шавельскому:
— Как Антония Булатовича? Это вы приняли его в армию?
— Я Булатовича не принимал, — ответил Шавельский. — Он прибыл на фронт с одной из земских организаций, назначенный каким-то епархиальным начальством.
— Кто же мог его назначить? — спросил митрополит Владимир.
— Он назначен Московским митрополитом, — ответил обер-прокурор Синода Волжин.
— Московским митрополитом?.. Нет, я не назначал… я не назначал, — растерянно говорил митрополит Макарий.
Волжин приказал принести дело о Булатовиче. Когда дело принесли, обер-прокурор показал его митрополиту Макарию:
— Видите, Владыка, ваша резолюция о назначении иеромонаха Антония в земский отряд, отправляющийся на театр военных действий.
— Да, это как будто мой почерк, мой почерк, — говорил митрополит Макарий. — Не помню, однако.
— Видите ли, дело было так, — настаивал Волжин. — Митрополит Макарий не хотел назначить иеромонаха Антония, тогда организация обратилась к обер-прокурору Саблеру и тот известил митрополита Макария вот этим письмом, — Волжин указал на пришитое к делу письмо Саблера, — что первенствующий член Синода митрополит Владимир ничего не имеет против назначения Булатовича в армию.
Тут уже самому митрополиту Владимиру пришлось удивляться.
В 1915–16 годах полемика вокруг имяславия несколько затихла. На то имелись объективные причины. Во-первых, общественное внимание было настолько поглощено войной, что на другие вопросы его не хватало. Во-вторых, наиболее активные имяславцы находились в действующей армии и не принимали участия в литературной полемике. В-третьих, наконец, Святейший Синод — ввиду благоволения Государя к имяславцам — не был заинтересован в дальнейшем раздувании споров вокруг вопроса о почитании имени Божия.
В то же время продолжался медленный, но постоянный рост общественной поддержки имяславского движения. В числе сочувствующих имяславцам оказались не только церковные деятели, но даже такие далекие от церковных кругов люди, как поэт Осип Мандельштам. Он посвятил афонским инокам стихотворение:
В 1916 году умер схимонах Иларион, автор книги «На горах Кавказа». Ему не довелось увидеть ни революции, ни последовавшего за ней разгрома Церкви в России. На Кавказе остались его немногочисленные ученики, среди которых его имя было окружено почитанием. Книга «На горах Кавказа» продолжала пользоваться популярностью среди российской верующей интеллигенции послереволюционного периода.
Призывы к пересмотру дела имяславцев, исходившие как от них самих, так и от сочувствовавших им представителей церковной и светской интеллигенции, привели к тому, что Всероссийский Поместный Собор 1917–18 годов включил в повестку дня своей работы обсуждение вопроса о почитании имени Божия. Однако рассмотреть вопрос не успели. Собор заседал в Москве в то время, когда власть переходила от Временного правительства к большевикам. Собор не завершил свою работу и в сентябре 1918 года был распущен. Впоследствии многие его члены вошли в состав другого собора — Новомучеников и исповедников Церкви Русской.