Вахтер на служебном входе кивнул Суржикову, как своему.
– Сегодня прогон, – сказал он, разворачивая газету. – Иди в большой зал, только имей в виду, сам сегодня лютует, ещё час. Не меньше!
«Вот интересно, – думал Владимир, поднимаясь по мраморной лестнице, – откуда вахтёр, сидящий на входе, знает, что происходит двумя этажами выше? Загадка!».
Репетиция была в самом разгаре. Из-за неплотно прикрытой двери большого зрительного зала доносились голоса: то тихий и неразборчивый женский, то знакомое густое контральто премьерши, то начальственный рык, видимо, нынешнего режиссёра. Текст был Суржикову незнаком, видно, ставили что-то не из классики.
«Ну да, – вспомнил он, – Крамов же говорил, что они поставили какую-то современную остромодную пьесу. Именно на её премьере и разбросали листки из «Макбета», точно-точно! А сейчас, видимо, Листопадов прогоняет текст, чтоб не расслаблялись…».
Он тихонько просочился в зал и сел в последнем ряду.
Увы, пьеса была невыносимо скучной. И, кажется, собратья по цеху это чувствовали: они путали реплики, спотыкались и говорили совсем не так, как желал того режиссёр. Это плотный невысокий мужчина в клетчатом пиджаке то и дело вскакивал, вопил, воздевал руки к небесам и вообще всячески демонстрировал актёрам их несостоятельность.
Наконец Суржикову надоело. Он так же тихо покинул зрительный зал и потихоньку пошёл по фойе, разглядывая портреты актёров. Знакомые всё лица: Мавлюдова в роли леди Брэкнелл, Золотов в роли Гамлета, Тихорецкий в смокинге, Дёмина в лиловом бархате… Дойдя до самого конца ряда магоснимков, Влад уже почти повернул назад, когда взгляд его зацепился за полузнакомую физиономию.
– А это кто? – спросил он сам у себя. – И откуда я его знаю?
Под портретом была подпись: Анатолий Тюрин. И тут Суржиков вспомнил: ну конечно, вечный подпевала, шакал Табаки при Скавронском! Это ведь именно Тюрин когда-то, давным-давно, в другой жизни выжил Владимира из театра. И главное, уже не вспомнить, из-за чего был конфликт, мелочь ведь какая-то, не то последняя булочка в буфете, не то что-то подобное. Но Анатолий старательно накалил себя до состояния правоты и начал доносить главному обо всём, что Суржиков говорил и делал. Особенно говорил. И особенно – о Скавронском…
– Ладно, неважно! – тряхнул головой Владимир. – Так что, Табаки, ты не ушёл отсюда вместе с тигром? Почему?
Впрочем, кому ты был бы нужен… Актёр ты посредственный, а лизоблюды у всех есть свои собственные. Неужели от простого доносительства ты поднялся на следующий уровень, начал вредить своим? И, кстати, на собрании тебя не было…
Дверь зрительного зала раскрылась, и оттуда быстрым шагом вышел тот самый толстячок в клетчатом пиджаке. Он что-то раздражённо бормотал себе под нос. Увидев незнакомца, мужчина остановился, нахмурился и быстро к нему подошёл.
– Вы кто? Почему здесь?
– Суржиков Владимир Иванович, – сыщик чуть обозначил поклон и протянул визитную карточку. – Приглашён актёрами вашей труппы. А вы, я полагаю, главный режиссёр театра?
– Частный детектив, вот как? – по лицу мужчины в клетчатом пиджаке пробежала лёгкая тень, он сунул визитку в карман и кивнул. – Да, я главный режиссёр и художественный руководитель, Листопадов. Вы были на репетиции?
– Да, всего несколько минут.
– Зря, – неожиданно сказал Листопадов вполне дружелюбным тоном. – Сыро ещё, совсем не готово. Еще пару недель репетиций, тогда можно будет понять, получается ли что-то. Слушайте, мне знакомо ваше лицо… Вроде с вашими коллегами я дел не имел.
На это Суржиков мог бы ответить, что за господином Листопадовым числятся три задержания за нарушение общественного порядка ещё в студенческие годы, плюс пять судебных разбирательств, в том числе за рукоприкладство, уже после переезда в Москву. Но говорить этого он не стал, наоборот, самым почтительным голосом спросил:
– Сергей Степанович, а может быть, вы уделите мне несколько минут вашего времени? Всё-таки кому ж знать температуру в коллективе, как не его руководителю?
– Ну-у… Хорошо, пойдёмте в мой кабинет. Это этажом выше.
И, развернувшись, Листопадов устремился к лестнице.
Опять же Владимир мог бы сообщить, что он отлично знает, где находится кабинет главного режиссёра. Более того, именно в этом кабинете пять лет назад он распрощался со службой в этом театре, и в театре вообще. Ничего этого он говорить не стал, как умолчал и о том, что после этой беседы тогдашний руководитель труппы пару недель носил тёмные очки даже поздним вечером, потому что фингал вокруг правого глаза не замазывался никаким гримом.
Молча, скорым шагом наш сыщик устремился вслед главному жрецу муз в этом храме Мельпомены.
Кабинет практически не изменился, или Суржиков забыл, как он выглядел. Вроде бы даже тяжёлые тёмно-зелёные шторы остались теми же самыми, что и пять лет назад.