Запись эта относилась уже к весне пятьдесят восьмого года, то есть ко времени, когда всё уже должно было улечься. Сапожникова писала: «После этого всю оставшуюся ночь я лежала на его плече и слушала рассказ о какой-то странной книге, где описывалась вся его родословная. Я ничего не запомнила, потому что почти ничего не слышала, наслаждаясь его голосом, умеющим передавать все. Этот голос, казалось, может существовать сам по себе, так он силен и жизнелюбив».
Родословная?
Сейчас, после разговора со Струмилиным, Гридин готов был во все это поверить, но почему надо было рассказывать любовнице о родословной? Он ведь явно не собирался жениться на ней. Впрочем, об этом можно будет подумать потом, а сейчас у него появилось важное дело, о котором он только узнал из записки Сапожниковой, которую ему на прощание передала все та же Алла Матвеевна.
26
Арданский нажал кнопку вызова и, когда секретарша вошла в кабинет, сказал:
— Все мои дела отмените. Все, что было запланировано до обеда. Сейчас придет Ледых — сразу ко мне. Больше — никого!
Ледых, едва вошел, заговорил, не дожидаясь вопросов:
— Ночью Гридин улетел в Москву.
— Как улетел? — встрепенулся было Арданский, но встрепенулся вяло, будто чего-то такого уже давно ожидал.
— Сел в самолет и улетел, — не обращая внимания на поведение босса, ответил Ледых.
— Зачем?
— Непонятно. Возвращался в гостиницу, кто-то ему позвонил. И — всё!
Помолчал и продолжил:
— Мы навели справки, установлен абонент. Между прочим, соседка Сапожниковой.
— Так! — констатировал Арданский и замолчал, погрузившись в размышления. — И что?
— Мы его приняли в Москве, проводили. И он снова приехал к вашей родственнице.
— Утром?
— Утром. Очень рано.
Теперь все становилось ясно. Утром позвонил их семейный врач, который заботился о здоровье всей семьи, получая за это такие деньги, что другими больными мог уже не заниматься, и работал в поликлинике только для того, чтобы не лишаться многих преимуществ работника бюджетной сферы.
Врачу, который дело свое делал добросовестно, позвонили ночью со станции скорой помощи, сообщили о звонке соседки, поинтересовались, поедет ли он с бригадой? Врач отказался, попросив сделать все наилучшим образом. Но звонить ночью Арданскому не стал: все равно помочь уже ничем было нельзя, а траурные процедуры перевоза тела в морг выполнят и без родственников. Утром тоже звонить не стал, понимая, что может застать нанимателя дома, где может услышать жена или теща. Вот крику-то будет! Тем более что все уже было сделано вплоть до того, что уже начали копать могилу. Вот и позвонил только после одиннадцати, зная, что к этому времени Арданский уже точно будет на работе.
Так и получилось, что звонок врача, сообщившего о смерти бабы Кати, и звонок Ледыха о том, что «есть дело», раздались один за другим в течение четверти часа.
— А сейчас он где?
— Там же.
— Где «там же»? — не понял Арданский.
— У родственницы в квартире.
— А что он там делает?
— Не знаю. Не лезть же туда с вопросами. Оставил там ребят для контроля, и о каждом его шаге мы будем знать.
— Ну а ко мне зачем пришел? — будто бы удивился Арданский.
— Во-первых, у вас могла быть информация, объясняющая его приезд, раз он приехал к вашей родственнице, — пояснил Ледых и замолчал, ожидая ответа. Не дождавшись, продолжил: — А во-вторых…
Он откинулся на спинку кресла, достал сигареты и вопросительно посмотрел на шефа. Тот понял вопрос: комнату отдыха нельзя было прослушать.
— Да, давай покурим, — кивнул тот. — Только пойдем в комнату отдыха.
Вел туда, понимая, что осторожность никому и никогда не мешает.
Вошли, и Ледых продолжил:
— Есть еще интересная информация по биографии нашего фигуранта. Гридин в милицию пришел сразу после демобилизации. Начал с сержанта, вскоре перевели в уголовный розыск, и там он быстро вырос. Я ведь уже говорил, что его как сыскаря хвалили все.
— Говорил, — признал Арданский. — А зачем мне это знать? Ты мне лучше расскажи о его службе в армии. Не успел ничего узнать?
— Призван осенью семьдесят девятого.
— Семьдесят девятого? — что-то щелкнуло в голове Арданского. — Афган? ВДВ?
— Вряд ли. Демобилизовался осенью восемьдесят второго, то есть через три года. Видимо, служил во флоте.
— Во флоте? Никак больше не мог задержаться в армии на год? Сверхсрочником или… А?
— Задержаться? Сверхсрочная на год не заключалась. Ну, мог, конечно, в дисбат загреметь. Но тогда в милицию бы его никак не взяли…
— Дисбат? Дисциплинарный батальон? Это ведь вроде зоны? Туда отправляли, насколько я знаю, по приговору суда?
— Кажется, да. Но я не помню, какой там срок был минимальным…
— Это ты тоже уточни, — почему-то встревожился Арданский. — Это важно знать. Очень важно.
Он прошелся по комнате. Потом повернулся к Ледыху:
— Что-то меня этот Гридин начинает беспокоить. Не так он себя ведет, как должен, не так. Что еще?
— Да, ничего больше. Вернулся в восемьдесят втором, а тут как раз смерть Брежнева, и Андропов начинает «чистить» МВД. Ну, видимо, на этой волне Гридин и попер наверх.