Тайна стеклянного склепа

Следующая заметка об Иноземцеве сообщала, что тот выжил, мол, успел отползти в коридорное ответвление, коих было превеликое множество: коридоры оплетали дом доктора, как паутина. На газете значилась дата — ноябрь 1905-го. В статье подробно расписывалась планировка удивительного дома на Лонг-Айленде, снабженного потайными тоннелями, откуда можно было наблюдать через специальные зеркала за теми, кто находился в комнатах. С одной стороны зеркала были прозрачными, с другой — покрыты отражающим составом. Изобретенные совсем недавно, они получили распространение в психиатрических больницах — нововведение, облегчающее наблюдение докторов за пациентами.

Статью венчал коллаж: черный цилиндр, выпуклые очки и респиратор с огромным клювом. Доктор стоял в длинном пальто, повернув голову в сторону так, что отчетливо выделялся клюв. В руках, затянутых перчатками, держал трость. И было во всей этой фигуре нечто жуткое, но вместе с тем комичное, насмешливое и таящее зло. Таким хотели видеть Иноземцева газетчики. Он не дал себя сфотографировать, нашлись умельцы, которые создали ему отменный образ безумного Доктора Чумы.

Я оторвал глаза от пожелтевшей бумаги. Как же все это странно…

Мое адвокатское нутро тотчас закипело, забурлило, будто готовящийся тронуться паровоз. История с доктором уж слишком дурно пахла. Эти люди-полукуклы, полукалеки, сам он вечно замотан, боится света все равно что вурдалак, сумасбродная дочь и сын-тихоня, которого величают инвалидом, что, однако, не помешало ему стрелять из ружья, используя обе руки.

Я поднялся, прихватив отобранные газеты, дабы тщательней разобрать статьи в тишине номера.

Но тут чья-то тяжелая рука опустилась на мое плечо, заставив колени подогнуться.

Сверху — а я парень шесть футов росту — на меня смотрел грузный фермер в кожаных штанах, толстой рубахе, кое-как заправленной в подтяжки, за спиной его болталась шляпа-стетсон, повисшая на шнурке. Лицо, обрамленное рыжей всклокоченной бородой и бакенбардами, я видел впервые.

Он чуть нагнулся, и, стрельнув глазами вправо-влево, очевидно проверяя, не подслушивает ли кто, заговорщицки проронил:

— Я с Лонг-Айленда. Сегодня ночью вы незаконно пересекли мое картофельное поле. То место, откуда вы явились, — земли моего соседа — русского чудака, продавшего душу дьяволу.

Потом выпрямился и, зацепив большими пальцами подтяжку, чуть качнулся назад на каблуках, окатив меня оценивающим взглядом.

— Если только не пересекли океан вплавь и не бросили якорь в нашем заливе, — добавил он.

Я молча разглядывал незнакомца, составляя в мыслях план, как выбить ему из-под ног почву и быстро покинуть гостиницу.

— Мое имя Ласко Фечер, — настойчиво продолжал незнакомец. — И я не уйду, пока не узнаю, что вы, черт возьми, делали у моего соседа на скалах.

— Убегал, — коротко ответствовал я, открытым и ясным взглядом взирая в глаза фермеру. Мой ответ несколько удовлетворил его — сосредоточенно-напряженное лицо, наполовину сокрытое рыжей бородой, смягчилось. Мне даже показалось, что во взгляде его мелькнуло сочувствие. — А вы, должно быть, следили за мной?

— Любой на моем месте поступил бы так же. Вы не знаете, кто таков этот доктор Иноземцеф. — Фамилию доктора американец произнес на странный непривычный лад.

— О! Я как раз знаю его двадцать лет. И прибыл повидать.

— А удирали отчего?

Я было открыл рот, чтобы ответить, но не сразу подобрал слов, да и причину великану называть не хотелось. Мне бы пришлось застрять с ним в беседе на многие часы — в двух словах не объяснить, зачем я провел у господина Иноземцеф более месяца. Кроме всего прочего этого делать никак было нельзя — мне не хотелось попасть в тюрьму за вынашиваемую мысль об убийстве, которое я едва не совершил, или загреметь в психиатрическую лечебницу за теософские убеждения.

Тут вдруг один из постояльцев, восседавший в углу и уже битый час штудировавший «Нью-Йорк Жорнал», поднялся с места и направился прямо к нам. Котелок, черная бородка, усы, пенсне с темными стеклами, узкое, повязанное толстым шарфом серое пальто, показавшееся мне знакомым. Прежде я не обращал на него особого внимания — завсегдатаев, любивших за кружкой пива и выпуском любимой газеты провести полдня в заведениях, подобных этому, было полно.

— Привет, Ласко, — сказал он, чуть наклонив голову и взглянув на фермера поверх оправы. — Это мой клиент.

И, развернувшись ко мне, протянул ладонь, затянутую в белую перчатку, другой рукой он снял пенсне. Это был господин с вуатюретки, который утром перевез меня через Бруклинский мост.

— Еще раз приветствую вас, мистер Герши. Не удивляйтесь, что ваше имя мне знакомо. Я уже год веду пристальное наблюдение за владениями доктора Иноземцеф.

— Благодаря моим владениям, — буркнул Ласко, — где вполне по-хозяйски обосновался.