Тайна трех четвертей

– Я решила, что больше не могу терпеть подобную жалость к себе. Моя дочь была сильной здоровой девушкой. Я так ей и сказала, а она закричала в ответ: «Как я могу себя чувствовать, если моя мать сравнила мои ноги со стволами деревьев?» Ну а потом, понятно, на лестницу выбежала Аннабель, чтобы сунуть свой нос куда не следует, сделав вид, что пытается восстановить мир между нами. И почти сразу же дедушка закричал из ванной комнаты, что мы ужасно шумим. Если бы Аннабель не вмешалась, дав мне возможность говорить с дочерью наедине, было бы гораздо меньше шума, поскольку мне пришлось повысить голос, заглушая плач Аннабель. Дедушка не был глупцом – он все понимал не хуже меня. Он кричал на Аннабель. Ведь он уже решил…

Пуаро повернул голову, чтобы выяснить, отчего миссис Лавингтон смолкла, и увидел, как у нее изменилось лицо. Она молча смотрела на дорогу.

– Пожалуйста, продолжайте, – сказал Пуаро.

– Если я продолжу, вы должны обещать, что не станете об этом рассказывать теперь, когда дедушка умер.

– Вы хотели поведать мне, что мсье Панди решил изменить завещание?

Машину резко рвануло.

– Sacre tonerre![38] – вскричал Пуаро. – Вас удивляет, что Эркюль Пуаро так много знает, – я понимаю, но это не повод сгубить нас обоих.

– Откуда вы узнали о завещании? Если только… Должно быть, вы встречались с Питером Ваутом. Как забавно. Дедушка говорил, что он рассказал об этом только мне. Может быть, он имел в виду нашу семью. Аннабель не следует ничего знать, мистер Пуаро. Вы должны мне обещать. Это ее уничтожит. Я говорила о ней не самые приятные вещи, и тем не менее…

– Тем не менее она ваша сестра. И спасла жизнь вашей дочери.

– Вот именно, – сказала Линор. – После смерти дедушки меня утешает только одно: он так и не успел изменить завещание, и Аннабель никогда не узнает о его планах. Естественно, я бы позаботилась, чтобы она ни в чем не нуждалась, дело не в этом. Быть так жестоко выброшенной… боюсь, она бы не выдержала.

– Вы не пытались убедить мсье Панди изменить решение, когда он рассказал вам о нем?

– Нет. Это лишь упрочило бы его решимость. Пытаться переубедить кого-то, когда он уверен в своей правоте… – Она покачала головой. – Из таких вещей никогда ничего не выходит, направлено ли оно на себя или на других. Дедушка редко, хотя и такое случалось, сознавал, что поступил неправильно, но никогда после того, как ему указал на это кто-то другой.

– Понятно, – сказал Пуаро.

«Что же здесь не сходится?» – спросил он себя. Он чувствовал, что какая-то деталь не укладывается в общую схему. Более того, знал, что услышал ее уже после того, как сел в автомобиль Линор. Так что же это было?

– Должно быть, вы думаете, что у моей сестры имелся превосходный мотив для совершения убийства, – сказала Линор. – Да, это так – но она ничего о новом завещании не знала. А значит, мотива не было.

– У мадемуазель Аннабель идеальное алиби, которое обеспечили ей вы и ваша дочь, – напомнил Пуаро.

– Вы говорите так, словно мы солгали. Но мы сказали правду. Мы с Айви все время находились рядом с Аннабель, мистер Пуаро. И когда мы стояли в ванной, куда позвал нас Кингсбери, каждый дюйм платья Аннабель был сухим. Она не могла убить дедушку.

– Скажите мне, мадам: мадемуазель Айви вас простила? – спросил Пуаро. – Или до сих пор обижена?

– Я не знаю. И не собираюсь возвращаться к этому вопросу, но, надеюсь, она не держит на меня зла. На следующий день она впервые надела браслет, что я ей подарила. Я подумала: таким способом Айви предлагает мне мир. Дело в том, что я отдала ей браслет, когда умер дедушка. Но в тот момент она совершенно определенно меня не простила! Айви сказала, что скорее умрет, чем станет его носить, швырнув им в меня через всю комнату.

Это красивый браслет из гагата, «черного янтаря», ручной работы; он был мне невероятно дорог. Я подарила его Айви в знак моей любви. Она знала, что браслет имел для меня огромное значение – его подарил мой покойный муж Сесил, когда мы вместе отдыхали на побережье, и я его очень берегла, но она решила истолковать движение моей души наихудшим образом.

– Что вы имеете в виду? – Вдалеке виднелись приближающиеся ворота Комбингэм-холла.

– Айви обвинила меня в том, что я отдаю свои старые вещи, ничего не покупая ей специально. Она пошла к себе в спальню и принялась вытаскивать из комода ящики, пытаясь найти веер, который когда-то я ей подарила! Веер я также очень любила. На нем была изображена танцующая красивая леди – конечно же, с тонкой талией.

Я знала, что Айви подумает, когда увидит веер, и сказала: «Танцующая леди с ее черными волосами и бледной кожей похожа на тебя, дорогая», потому что так и было. Айви понравился веер, когда я отдала его ей, и мне казалось, что сравнение с танцовщицей она примет как комплимент. Однако внезапно, в свете тех самых событий, Айви решила, что я пытаюсь обмануть ее, а на самом деле хочу, чтобы она увидела разницу между изящной талией танцовщицы и ее собственной.

– Человеческие отношения чрезвычайно сложны, – заметил Пуаро.