Тайна трех четвертей

– О, она не выносит правды. У мамы на нее аллергия. Она готова сделать или сказать все, что угодно, лишь бы они с Тимми были довольны – я думаю, она считает, что в этом состоит ее материнский долг, но время от времени крупицы правды пробиваются наружу, и когда такое случается, она все переворачивает с ног на голову, отрицая очевидное. Я никогда ей не верю, если она говорит, что я красивая. Я знаю, что она врет. Ей следовало бы признать, что ее вполне бы устроило, если б я заморила себя голодом, став худой, как щепка. Но она лжет и лжет о том, что любит меня такой, какая я есть, а себе говорит, что таким способом доставляет мне радость.

Айви говорила задумчиво, она просто анализировала то, что есть, и в ее голосе полностью отсутствовала обида. «Похоже, – подумал Пуаро, – она куда более счастливая и стойкая женщина, чем ее мать и тетя».

– Дело в том, что можно пытаться отрицать правду, но она все равно выйдет на свет. Я не думаю, что мама рассказала вам о том, как подарила мне веер. – Айви рассмеялась. – На нем изображена темноволосая женщина, и мама сказала: «Смотри, как она на тебя похожа, Айви. У нее такого же цвета волосы и платье». Но у женщины на веере была самая тонкая талия из всех, что мне доводилось видеть! А я собиралась на танцевальный вечер и надела привлекающее внимание черно-красное платье, которое, как я теперь понимаю, не очень мне подходило и выглядело бы намного лучше на женщине с более стройной фигурой, но меня не волновали такие мелочи. Мне очень нравилось то платье. Однако мама не могла этого вынести, потому что оно подчеркивало мою талию – и тогда она решила выказать мне неудовольствие, завуалировав его под подарок. Наверное, рассчитывала, что, глянув на женщину с веера, я замечу, как она отличается от меня, и тут же пойму, что мне просто необходима осиная талия.

– Ваша мать сказала мне, что подарила вам еще и браслет, – сказал Пуаро.

Айви кивнула.

– После смерти дедушки. Я бросила на него один взгляд и подумала, что не смогу надеть его на свое запястье, даже если буду пытаться в течение ста лет. Он принадлежал маме и прекрасно ей подходил, но не годился для девушки моей комплекции. Однако оказалось, что браслет подошел, хоть и с некоторым трудом. Я недавно его надела; впрочем, не думаю, что буду носить. Я хотела, чтобы мама хотя бы раз увидела его на мне. Я знаю, она все еще переживает из-за того, что нанесла мне обиду, позволив узнать, что мечтает видеть меня более стройной, и хотела показать, что простила ее. Она такая, какая есть, и тут ничего нельзя сделать. А я в своем гневе была ужасно несправедлива к ней. Мама любила браслет и веер и никогда бы с ними не рассталась – если бы не отдала мне, а я обвинила ее в том, что она дарит мне старые вещи, не желая тратить на меня деньги.

Айви грустно улыбнулась.

– Я ничуть не лучше ее, мистер Пуаро. Я думаю, важно понимать, что твои близкие и дорогие люди не идеальны. А если человек не может это принять… он ступает на дорогу, ведущую к безумию.

«Ни один человек не идеален», – мысленно согласился с ней Пуаро. С другой стороны, головоломка и ее решение, после того, как все, даже самые маленькие фрагменты укладываются в схему…

– А известно ли вам, мадемуазель, что ваш дедушка намеревался изменить завещание, но умер до того, как успел это сделать?

– Нет. – В глазах Айви появилось сосредоточенное выражение. – И как он собирался его изменить?

– Адвокат и ваша мать сказали мне, что он намеревался вычеркнуть мадемуазель Аннабель из завещания.

– Но почему он решил так поступить? – спросила Айви. – Тетя Аннабель – добрый, бескорыстный, достойный человек. Таких, как она, совсем немного. Я далеко не всегда бываю доброй. А вы, мистер Пуаро?

– Я стараюсь, мадемуазель Айви. Очень важно стараться.

– Но… это не имеет смысла, – пробормотала Айви. – И просто не может быть правдой. Дедушка всегда больше любил маму, но он никогда бы не стал так явно демонстрировать свои предпочтения. К тому же он не хуже меня знал, что тетя Аннабель никому и никогда не причинила вреда. Я всегда считала, что он чувствовал себя виноватым из-за того, что она его раздражала, потому что не делала ничего, чтобы заслужить такое отношение.

– Я должен задать еще один вопрос, мадемуазель, – сказал Пуаро. – Он покажется вам странным, и я заранее приношу извинения, если он огорчит вас.

– Он о стволах деревьев? – спросила Айви.

– Нет. Он касается вашего покойного отца.

– Бедный папа.

– Почему вы так говорите?

– Я не знаю. Не думаю, что мама сильно его любила. О, она безупречно играла роль хорошей жены, но ее сердце было свободным. Она могла любить его больше, будь она честной с самого начала. А вместо этого их отношения развивались по обычной схеме: она пыталась вести себя так и говорить то, что, по ее мнению, сделало бы его счастливым, но в результате оба не были довольны своей жизнью.

– Она обманывала его в каких-то определенных вопросах? – спросил Пуаро.