– Речь шла обо мне, верно? – шепотом спросила она. – Он хотел лишить меня наследства. Вот почему он вызвал Ваута. Несмотря на то что я спасла жизнь Айви – как только он узнал, то уже не мог меня простить! Из чего следует, что я вообще не имею права на прощение, – резко сказала Аннабель. – Если дедушка собирался изменить завещание, чтобы меня наказать, значит, я не заслуживаю ничего, кроме страданий. Он всегда был справедливым. Я никогда не рассчитывала, что он будет любить меня так же, как Линор, но он всегда был справедливым.
– Мадемуазель, пожалуйста, объясните Пуаро. За что ваш дедушка не мог вас простить?
– Нет! О, он получит то, что хотел – я не стану стоять на пути его желаний, – но никогда не расскажу вам или кому-то другому. Никогда! – И она, рыдая, побежала по лестнице наверх.
Пуаро в изумлении смотрел ей вслед, затем перевел взгляд на открытую входную дверь и подумал, как просто ему было бы выйти отсюда и вернуться в Лондон, в особняк «Уайтхэйвен», и никогда сюда не вернуться. Официально здесь не совершено преступления, поэтому никто не сможет сказать, что он не раскрыл убийство.
Однако он не может уйти. Он ведь Эркюль Пуаро!
– Три дня, – сказал он себе. – Всего три дня!
Глава 27
Браслет и веер
На следующее утро Пуаро направлялся завтракать, когда его остановила Айви. Рядом с ней был Хоппи. На этот раз он не пытался лизнуть Пуаро в лицо и казался подавленным.
– Где тетя Аннабель? – резко спросила Айви. – Что вы с ней сделали?
– Разве ее нет в доме? – спросил в ответ Пуаро.
– Нет. Она взяла один из автомобилей и куда-то уехала, оставив Хоппи дома, – а такого никогда не бывало. Вообще никогда. И она ни слова не сказала маме. Вы ее чем-то огорчили?
–
– И чьи жизни необходимо спасти? – спросила Айви. – Вы хотите сказать, что тот, кто убил дедулю, будет убивать снова?
– Вне всякого сомнения, убийство было спланировано.
– Речь идет об одной жизни или о нескольких? Вы сказали «жизни».
– Мадемуазель!
– Что такое? Вы выглядите так, словно увидели призрак.
Пуаро открыл рот, но не сумел произнести ни звука. Его мысли неслись так быстро, что он не успевал облекать их в слова.
– С вами все в порядке, мистер Пуаро? – с тревогой спросила Айви. – Неужели то, что я сказала, вас напугало?
– Мадемуазель, вы сказали то, что мне невероятно помогло! Пожалуйста, ничего больше не говорите некоторое время. Мне нужно проследить логику теории, набирающей силу в моей голове, чтобы убедиться, что я прав. Я
Айви стояла, скрестив руки и смотря на него, пока он складывал в уме кусочки головоломки. Хоппи, все еще остававшийся рядом, также вопросительно уставился на Пуаро.
– Благодарю вас, – через какое-то время сказал Пуаро.
– Ну? – спросила Айви. – Вы оказались правы?
– Да, я думаю.
– Замечательно! Я с нетерпением жду возможности выслушать вашу теорию. Свою мне так и не удалось придумать.
– Даже не пытайтесь, – сказал Пуаро. – Ваши предположения будут основаны на полностью ошибочных предпосылках, а потому вы потерпите поражение.
– А что значит «ошибочные предпосылки»?
– Все в свое время, мадемуазель. Всему свое время.
Айви скорчила гримаску – смесь разочарования и восторга.
– Полагаю, мама рассказала вам о ссоре, которая случилась в тот день, когда умер дедуля? – Она улыбнулась. – Теперь вы знаете о моих ногах, подобных стволам деревьев. И мама наверняка вас предупредила, чтобы вы ничего мне не говорили, опасаясь, что я снова ужасно расстроюсь.
– Мадемуазель, если мне позволено высказать свое мнение, вы очень симпатичная девушка, и у вас все в порядке с вашими формами и размерами.
– У меня шрамы, – сказала Айви, показывая на свое лицо. – Но в остальном я с вами согласна. Я нормальный, здоровый человек, и меня это вполне устраивает. Мама считает, что я должна стремиться быть не шире ершика для чистки бутылок, а еда – ее пунктик. Она ест неправильно. И так было всегда. Вы заметили вчера за обедом?
– Боюсь, что нет, – ответил Пуаро, который был слишком занят поглощением вкуснейших блюд.
– Она кладет в рот маленькие кусочки разной еды, а потом неохотно их проглатывает, словно принимает прописанное врачом лекарство, и большую часть времени тыкает свою тарелку вилкой, словно то, что там лежит, плетет против нее заговор. Мама думает, что я обижена на нее из-за того, что не в силах слышать правду о своих ужасных ногах. Какая чепуха! Я абсолютно довольна своими ногами. Меня огорчает, что мама смотрит на меня и видит только массу физических недостатков. И ее лживость также меня бесит.
– Ваша мама говорит неправду? – спросил Пуаро.