Тайна «Утеса»

- Потому что не знаю, как лучше тебе все объяснить! Мне так нужно, чтобы ты мне поверил! Если поверишь, мы сразу сможем изменить все наши планы.

- Памела! Побойся Бога! Что может измениться? Даже если ты права насчет Кармел и ее рыданий, а я в этом далеко не уверен, я не собираюсь оставшиеся мне годы прочесывать приюты Испании, Франции и Англии в поисках ее брошенного ребенка. А главное, для нас важна не Кармел, а Мери! Именно ее появления тяжелы для нас. Что тут можно изменить?

Памела смотрела на меня с беспокойством. Она с трудом сдерживала волнение, но боялась высказываться раньше времени. Глубоко вздохнув, она проговорила:

- Как бы мне хотелось, чтобы ты до всего этого дошел своим умом!

- До чего?

- Я хотела бы, чтобы ты понял: эти предвзятые мнения насчет Кармел совершенно несправедливы.

- Какая разница!

- Огромная! О Родди, ее так оговаривают! Люди так невежественны! И все потому, что Кармел была иностранка, веселая, беззаботная; и здесь все знали, что ее когда-то соблазнили. Об этом, наверно, догадались Джессепы. Ее соблазнили, это правда, но она осталась верна соблазнителю, она до конца любила Мередита, а здешние жители готовы считать ее женщиной легкого поведения.

- Ничего удивительного.

- А эта мисс Холлоуэй? Она ненавидела Кармел просто патологической ненавистью. Да и Мери отнюдь не была к ней милосердна.

- Но Боже мой, Памела! Ведь Кармел убила Мери! Или ты другого мнения?

- Она не убивала! Во всем виновато дерево. Оно ударило Мери точно так же, как тебя.

- Господи! Действительно! Как мне это не пришло в голову? При том, что меня-то оно двинуло прямо в глаз!

- И мисс Холлоуэй прекрасно знает, что Кармел не убивала Мери, знает и продолжает лгать. Она даже самой себе лжет, чтобы заглушить угрызения совести, - ведь Кармел умерла у нее на руках; и Мери знала, что Кармел ни при чем, но лжет даже теперь.

- Уж не хочешь ли ты сказать, что привидения умеют лгать?

- «ЛО», «ЛО» - вот что писала Кармел, пытаясь достучаться до наших душ. Она силилась написать «ЛОЖЬ». Но ведь она не знала нашего языка.

- Боже мой! Как ты догадалась?

- Очень просто. Это «ЛО», «ЛО» появлялось каждый раз, когда Мери давала нам знать, что Стеллу надо оберегать от Кармел. А на самом деле не надо Стеллу оберегать!

Больше я не мог сидеть спокойно и начал ходить по комнате. Памеле удалось меня заинтересовать, даже заинтриговать, хотя чем ее догадка может нам помочь, я не представлял. Памела сгорала от нетерпения, она умоляюще посмотрела на меня:

- Родди! Ну выброси из головы сплетни и россказни про Кармел, попробуй поверить, что она была преданной, доброй и любящей. Разве ты сам этого не чувствуешь?

- На картине «Рассвет» лицо у нее привлекательное, - вынужден был признать я.

- И таким же милым было лицо, являвшееся мне в моей комнате. Мне приятно было на него смотреть. А отец Энсон? Он ведь знал Кармел и тоже хорошо к ней относится.

- Да, пожалуй.

- И вспомни ее плач - голос всегда жалобный, нежный, разве нет?

Да, возразить было нечего; более того, я вспомнил, каким голосом говорила Памела, когда находилась в трансе, она произносила ласковые слова удивительно нежным и мягким голосом. Но куда гнет сестра, не понимал я, чего ради так настаивает на своем?

- Вспомни, как она страдала! Представь себе ее в Испании: юная, влюбленная без памяти, и ведь ее любили в ответ! Мередит сделал ее счастливой. И вдруг явилась Мери - англичанка до мозга костей, холодная, красивая, к тому же имеющая деньги и дом. Подозреваю, что Мередит к тому времени уже тяготился жизнью бродяги. И женился на Мери. Кармел, наверно, была потрясена. Но простила его. Чтобы не расставаться с любимым, она идет к Мери в служанки. Думаю, что она хотела блюсти себя и служить Мередиту только натурщицей. Но он снова соблазнил ее. А потом у нее отняли ее обожаемое дитя, и когда она вернулась…

- Памела, опомнись! - Я застыл на месте, в мозгу у меня все перевернулось. - Ради Бога! Что ты стараешься мне внушить? Чье дитя? Какое дитя? Стелла? Стелла - дочка Кармел?

- Конечно, Родди, неужели ты сам не понимаешь?

Я пытался собраться с мыслями, но не мог. Больше ничего не понимал - ни про Стеллу, ни про Мери, ни про Кармел. Все наши построения рушились. Я сознавал только одно - за окном мрачно завывает ветер, по стеклянной крыше оранжереи барабанит дождь, а Стелла далеко в Бристоле. Я подбросил дров в камин и, сев на скамеечку, стал соображать. Можно было выдвинуть множество доводов, доказывающих, что Памела ошибается.

- Мисс Холлоуэй это разнюхала бы, - начал я, - и уж не стала бы десять лет возиться с дочкой Кармел.

- Еще как стала бы! За «колоссальное жалованье»! Но не думаю, что она догадывалась.

- Она же была с ними в Париже.

- Когда она приехала, ребенка уже отняли от груди, а до нее со Стеллой были только Кармел и Мери.

- Господи Боже! А отец Энсон знает?

- Кармел могла признаться ему на исповеди, что у нее есть ребенок, но, конечно, не сказала, что отец ребенка - Мередит. Не знаю. Не думаю, что все эти годы он подозревал что-нибудь, но уверена, что сегодня догадался.

- Потому-то и забеспокоился о Стелле.

- Да.