Я долго молчал, обдумывая услышанное. Памела снова зажгла спиртовку, чтобы согреть кофе и, как кошка, уютно и безмятежно свернулась в кресле. Можно было подумать, что все наши задачи уже решены. Дождь стих, но ветер завывал так же громко. Выло уже поздно. Памела сказала вдруг:
- Если на лестнице все в порядке, я хочу попробовать одну штуку. Давай поставим там керосиновую печку, посмотрим, может быть, она не даст распространяться холоду? Выгляни, как там?
Я поднялся по лестнице. Ни тумана, ни холода. Где-то слышались как бы тихие стоны, но, пожалуй, это был ветер. Я вернулся в гостиную и доложил Памеле, что все спокойно. Она вышла, и я остался один.
Как мне хотелось поверить в ее версию! Она меня вполне устраивала. Если мать Стеллы - не Мери Мередит, значит, Стелла ничего не унаследовала от этой «святой», и некоторая ее скованность и сдержанность - плод воспитания. Если в ней течет горячая, бурная южная кровь… Я снова посмотрел на картину под названием «Рассвет». Изображенное на ней лицо дышало очарованием, темные глаза светились любовью и лаской. Мне вспомнилось, как Стелла, сидя на диване в комнате Памелы, метнула на меня такой же ласковый, хотя и застенчивый взгляд. В изгибе ее губ, в линии щек, скул было, пожалуй, сходство с портретом.
К тому времени, как вернулась Памела, я уже был в радужном настроении и стал подтрунивать над ее планами запугать привидение керосиновой печкой.
- Во всяком случае, печка уже греется, - весело ответила сестра. - Ну что, Родди, ты поверил мне?
Я не собирался сдаваться без боя и снова зашагал по комнате.
- Слишком смахивает на мелодраму, - объявил я. - Ни одна женщина не удочерит ребенка своего мужа, прижитого с другой. Все это слишком надуманно.
- Но Мери именно так всегда и поступала. Все ее поведение было надуманным.
- Что же ею двигало?
- Как что? Она жаждала удержать Мередита. Он уже томился, его снова манила Испания. Кармел его обожала, и он любил ребенка.
- И Мери решила перетянуть чашу весов в свою пользу? Памела, тебе пора писать мелодрамы!
- Выходит, всего этого не может быть только потому, что выглядит слишком драматично?
- Да нет, я тебе верю.
- Правда, Родди?
- Почти!
- Хорошо! Приступаем к кормлению зверей в зоопарке. Внимание! Перестань шагать взад-вперед, у меня в глазах рябит.
- Ну ладно, - сказал я, усаживаясь за кофейный столик напротив Памелы. - А сейчас, с твоего разрешения, я устрою тебе перекрестный допрос.
Памела засмеялась:
- Отбиваешь хлеб у бедного мистера Ингрема.
- Ну он-то свое возьмет. Итак, во-первых, репутация Мери. Не могла же она прослыть святой ни за что ни про что!
- Но кто ею восхищался? Сам подумай! Те, у кого была в этом потребность. Возьми хотя бы Джессепов и им подобных. Джессепам хотелось быть в наилучших отношениях с Мередитами, а потом они, наверно, чистосердечно восторгались красотой Мери, ее изящными манерами и ее повадками леди-благодетельницы. А что она действительно разыгрывала благодетельницу, я не сомневаюсь.
- Ага, значит, кое-какие добродетели ты все же за Мери признаешь?
- Все семь! Все ее убийственные достоинства, которыми она - холодная эгоистка - сама упивалась!
- Хорошо! Допустим, с Джессепами ясно, ну а мисс Холлоуэй, по-моему…
- Да мисс Холлоуэй - вторая Мери. Это птицы одного полета. Обе бредили своей драгоценной праведностью, а у самих не хватало даже обыкновенного человеческого тепла, не могли приласкать испуганного плачущего ребенка.
- Я вижу, история о плачущем ребенке мучает тебя, как кость в горле, - усмехнулся я.
- Еще бы! Потому-то я наконец и догадалась обо всем. Но давай продолжим. Что собой представляла мисс Холлоуэй, когда они познакомились? Какая-то блаженная, нахватавшаяся современных теорий, с большими амбициями, но без гроша за душой, без денег, которые можно было бы вложить в дело. А Мери разделяла ее дурацкие взгляды и к тому же имела деньги.
- Это я и сам понимаю.
- Ну так вот. Мисс Холлоуэй непременно нужно было любить Мери и восхищаться ею. Она даже сама себе не могла признаться, что присосалась к ней из-за денег, ей надо было иметь какое-то достойное и возвышенное объяснение для их союза. «Взаимная преданность»! Слыхали мы такое!
- Ты просто маленький циник.
- А ты - старый слепой скептик.
- Ну а как ты разделаешься с капитаном?
- Бедный старик! Все тот же случай, когда желаемое принимают за действительность.
- Ты думаешь, ему хотелось считать свою красавицу Мери совершенством?
- У него же, кроме нее, никого не было, и потом она вполне соответствовала его идеалам. В качестве ледяной девы она заслуживала всяческого восхищения.
- Уж не склонна ли ты предполагать, что этот мучающий нас холод связан с темпераментом призрака?
- Я в этом уверена.
- И ты хочешь сказать, что Мери рвется к мщению?
- Ничего подобного. Мери обожает прощать.
- Ну, портрет получился весьма неправдоподобный. Не слишком ли далеко тебя завела фантазия?