Возвращение к миру уже не могло быть радостным. Сегодня мы бы сказали, что речь шла о посттравматическом шоке. Тогда было принято утешать словами: «Все пройдет». Но это не так, не помогли ни брак с Роландом, ни друзья-сюрреалисты, которые наводнили дом, ни даже рождение сына Энтони. Красавица Ли Миллер спивалась и погружалась в депрессию. Ее красота угасала.
В 1950-е годы Пенроузы порой виделись с Дорой, когда бывали в Париже, и как минимум трижды приглашали ее к ним домой: как указано в адресной книжке, теперь они жили на уединенной ферме в сельской местности в Англии.
Переживание боли связало более прочными связями двух этих женщин, которые до тех пор никогда не были близки. Разговоры с Роландом вращались вокруг живописи и Пикассо. Но молодой Энтони Пенроуз помнит, что Дора и Ли часто уединялись на кухне. Они наверняка говорили о войне и своих страданиях, о мужчинах и алкоголе, психоанализе и Боге. И если Дора выказывала настойчивое желание пойти на мессу, Ли, которая ни во что не верила, старалась найти открытую церковь и отвезти ее туда на машине. Он также помнит огромную печаль, которая охватила Дору: «Если бы я хотел ее нарисовать, – сказал он, – я изобразил бы ее раздавленной гравитацией и накрытой черным облаком». На ферме Фарли она сделала несколько эскизов: оставила в подарок несколько пейзажей и портрет Ли, написанный в технике пуантилизма.
Правда, за спиной Доры Пенроуз и его друзья сожалели о ее новой одержимости мистикой, но они утверждали, что продолжали ее любить, уважать ее выбор и восхищаться ее талантом. Тем не менее Дора, должно быть, чувствовала себя осуждаемой, непонятой и видела, как ширится пропасть между ней и даже Ли Миллер… Да, ей больше нечего было сказать «этим левым сюрреалистам» [161]
.В 1958 году Дора Маар побывала в Лондоне на открытии выставки ее картин в галерее Лесестер. Ли Миллер и Роланд Пенроуз присутствовали на вернисаже. Два года спустя Роланд Пенроуз организовал ретроспективу Пикассо в галерее Тейт. Дора согласилась предоставить ему некоторые полотна, но внезапно потребовала их назад, несмотря на то что время экспозиции было продлено, при этом сославшись на какие-то смутные проблемы со страховкой. Они были удивлены и обеспокоены ее психическим здоровьем. Наиболее вероятным представляется, что ее расстроили некоторые фрагменты биографии Пикассо, которую написал Пенроуз и которая только что вышла в свет [162]
. И хотя английский поэт проявил крайнюю деликатность, с годами Дора становилась все более обидчивой.Она постепенно отдалялась, игнорируя их письма и звонки. С ее стороны было бы правильно, если бы она поздравила Роланда Пенроуза, когда узнала, что в 1966 году королева присвоила ему рыцарское звание, но нам об этом ничего не известно.
Со своей стороны, Ли Миллер вновь обрела вкус к жизни, открыв в себе страсть к кулинарии. У каждого свои навязчивые идеи, у каждого свой мир. Ли умерла от рака в 1977 году, Пенроуз ушел семь лет спустя.
Натали Саррот и Дора Маар… «Конечно, они должны были знать друг друга, – вздохнула Клод Саррот. – Но я совсем этого не помню, дорогая. Ты же знаешь, мне уже за девяносто…» Но кто же это помнит? Архив ее матери, писательницы Натали Саррот, хранится в Национальной библиотеке Франции, и в каталоге утверждается, что в нем есть письмо от Доры Маар. Увы, это всего лишь рекомендательное письмо, не датированное, вложенное в конверт, не скрепленный ни печатью, ни датой, на имя месье Шевалье, улица Д’Астор, 29.
«Дорогой друг, могу ли я рекомендовать вам Анну Саррот, фотографа? У нее уже есть опыт. Она любит свое дело. Я была бы вам признательна, если бы вы могли ей помочь. Надеюсь, у нас будет возможность встретиться снова в ближайшее время. Дружески, Дора Маар».
Я надеялась на что-то другое, более интимное, более захватывающее. Но в этом письме, по крайней мере, рассказывается история двух женщин, которые были достаточно дружны, чтобы одна могла попросить другую найти дочери работу. «Все так и было…» – прокомментировала бы Натали Саррот. Имея в виду: «Теперь сама разберись, чтобы заполнить имеющиеся пробелы».
Начнем с того, что мы знаем об этой женщине: Натали, которую настоящие друзья называли Наташей, была на несколько лет старше Доры. Она родилась в России, в богатой и культурной еврейской семье. Сначала была адвокатом, затем посвятила себя литературе, когда ее исключили из коллегии адвокатов из-за антиеврейских законов. Но ее дебют был сложным: даже снабженные предисловиями Сартра ее ранние книги остались невостребованными.