Мартен Латуш испустил вздох, едва не разорвавший сердце г-на Ипполита Патара.
– И все это, – продолжал старый меломан, – все это из-за того, что она с детства наслушалась всяких вздорных историй про Хромушу и Фюальдеса. Мы ведь с ней оба из Родеза, а там в дни нашей юности ни о чем другом и не говорили… Все про «игрецов», которые крутили свою музыку, пока убивали того беднягу! Так вот, Бабетта, господин непременный секретарь, с тех пор видеть спокойно не может музыкальный инструмент. Вы даже не представляете, каких уловок мне стоило доставить сюда все эти сокровища. Вот, полюбуйтесь! И как раз сейчас мне представился случай купить шарманку. Это только так называется – шарманка, а на самом деле это один из самых древних инструментов такого рода, настоящий орган! И ведь какая была удача – наткнуться на нее! Бедный малый, который молол на ней свои песенки, даже не подозревал, какая драгоценность у него в руках. Я встретил его на набережной возле Нового моста как-то вечером, часов около четырех. Малый попросил за нее сущие гроши, нищим и то больше подают… Но я порядочный человек, сударь, я предложил пятьсот франков за его старый ящик. Мы сразу ударили по рукам, вы же понимаете! Пятьсот франков! Для него это целое состояние! Для меня, впрочем, тоже. Я ведь вовсе не хотел обворовывать его, поэтому просто предложил все, что у меня было. Так что сейчас я, к слову сказать, почти законный владелец инструмента. Но нелепость моего положения в том, что я никак не вступлю во владение своей же собственностью! Разумеется, окончательно рассчитаться мы сможем лишь при условии, что Бабетта ни о чем не узнает. И ведь надо же! Прямо злой рок какой-то – она вечно торчит здесь, стоит ему прийти! То во дворе с ним столкнется, то на лестнице – всякий раз, когда мы думаем, что она ушла куда-нибудь. Она на беднягу настоящую охоту устроила! Еще слава богу, что малый достаточно проворен… Нынче вечером мы договорились, что, как только Бабетта ляжет спать, я втащу инструмент на веревке через окно прямо в маленький кабинет. И я уже залез на стол, чтобы спустить веревку, как тут… – вот незадача! – стол перевернулся, а затем и вы оба подоспели, крича, что меня убивают. Ну до чего же вы были забавны, господин непременный секретарь, с этим вашим зонтиком и каминными щипцами! Вид у вас был, конечно, весьма воинственный, но и комичный, тем не менее!
Мартен Латуш расхохотался. Смеялся и г-н Ипполит Патар – на этот раз от чистого сердца. Смеялся не только над тем, как выглядел в глазах Мартена Латуша, но и над своими собственными пустыми страхами перед
«Вот как все, оказывается, просто разъяснилось! Да и могло ли быть иначе? Право же, случаются минуты, когда взрослый человек становится не рассудительнее, чем малое дитя, – думал г-н Патар. – Ах, как я был смешон, приняв всерьез все эти бабеттины россказни об “игрецах”!»
О, после стольких ужасных переживаний что это за дивный миг! Г-н Патар был искренне тронут участью старого холостяка Мартена Латуша, павшего жертвой – увы, не он один – тирании своей собственной старой служанки.
– Полно, не стоит слишком меня жалеть, – подал голос меломан. – Если бы у меня не было Бабетты, я бы скоро очутился на соломе со своими причудами! Мы ведь совсем не богаты, а я ради коллекции совершаю настоящие безумства. Бедная Бабетта вынуждена каждую полушку резать еще пополам, лишь бы хоть как-то свести концы с концами, и все из-за меня. Она заботится обо мне, как родная мать. Но, увы, она и слышать ничего не хочет о музыке!
Выговорив это, Мартен Латуш благоговейно провел рукой по своим обожаемым инструментам. А те будто только и ждали ласки его трепетных пальцев, чтобы всей своей нежной душой отозваться, застонать, заплакать вместе с хозяином…
– Вот так я их и ласкаю – нежно-нежно, нежно-нежно… Так нежно, что одни лишь мы знаем, о чем плачем! А порой… иногда… очень редко, когда мне удается услать Бабетту за покупками, я беру свою милую гитерну, на которую натянул самые старые струны, какие только сумел раздобыть! И играю на ней старинные мелодии, как заправский трубадур. Нет-нет! Я вовсе не несчастен, господин непременный секретарь. Верьте мне! К тому же, должен вам сказать: у меня ведь еще есть пианино! Уж на нем-то я играю когда угодно и что угодно: душещипательные арии, сладкозвучные увертюры, бравурные марши, – в полную силу, во весь голос! О-о, это совершенно волшебное пианино, и оно ничуть не тревожит Бабетту, когда она занята стиркой!
Тут Мартен Латуш подскочил к пианино и набросился на него с неистовой яростью, стремительно молотя пальцами по всей длине клавиатуры. Г-н Ипполит Патар, став свидетелем этого бурного натиска, приготовился к тому, что инструмент мощно отзовется. Но каково же было его изумление, когда в ответ на столь пылкие старания не послышалось ни единого звука! Это оказалось так называемое «немое» пианино, одно из тех, что производят для любителей упражняться в гаммах, не терзая при этом уши соседей.