Столь резкие перемены были мне непривычны: я, да с человеком – представителем расы, которой в лучшем случае сторонился, – ситуация сама по себе невероятная. Однако то, что человеком являлась женщина, за которой еще вчера я с замиранием сердца наблюдал со стороны, не надеясь оказаться к ней и чуточку ближе – совсем лишало равновесия. Всего лишь шаг – и мне дозволено все то, что раньше дозволялось только в мечтах: любить ее, касаться, говорить с ней. Как было свыкнуться с этим, да и взгляды на жизнь переменить за одно невероятное мгновение?
Она ощущала мое приближение: стоило встать у калитки – взволнованно-счастливая появлялась на крыльце. Бывало, в стремлении проявить предусмотрительность, я намеренно не показывался на глаза. Однако и в эти моменты, непостижимым образом, она определяла мое местоположение и вихрем мчалась ко мне.
Она могла часами не появляться дома – вдвоем, в уединении, мы наслаждались обществом друг друга. Родные не говорили ни слова: не спрашивали, не осуждали… не подозревали. Они молча радовались, посылая благодарственные оды небесам, за то, что дочь возвращалась к полноценной жизни. Но в то же время боялись: страшились узнать, что улыбка ее есть временный эффект оздоровления, и не сегодня – завтра Она вернется в образ призрачной тени.
И я этим пользовался: нагло, бессовестно играл на человеческих страхах, поскольку не помнил, чтобы когда-либо испытывал настолько полное удовлетворение, ни телом, ни душой.
Теперь все свои секреты она рассказывала мне, хотя те для меня давно не являлись таковыми. Много интереснее оказалось узнать, как она прожила последние месяцы: как ощущала мое незримое присутствие, как пугалась чувств, временами на нее накатывавших, насколько сильно страшилась происходящего. Она и сама задумывалась о своем помешательстве. А еще ей снился сон: темный силуэт на фоне уходящей в ночь дороги. Силуэт, назвавший мое имя – она считала, что приснившимся был я.
Признаюсь, мне льстило, что еще задолго до нашего знакомства, она поняла, в чьей власти находилась: пускай неосознанно – так даже ценнее, – но в мыслях ее мне удалось занять укромное, важное место. Злило одно – о своем мертвом друге она так же не забывала: только с ним она чувствовала себя в безопасности, только с ним могла делиться всем тем, что так сильно ее тревожило, а потому неудивительно, что после его смерти совсем отчаялась.