К моменту, когда я прибыл к ней, раны на мне уже зажили, но следы от них еще сохранились. Если же она и заметила, расспрашивать не стала.
Я повел ее в заброшенный дом, давно как ставший для нас приютом, но, не дойдя до него, остановился: она вдруг встала прямо передо мной.
– Я люблю тебя, всем сердцем, ты ведь знаешь об этом, – совсем отрешенная, она взяла меня за руки. – Я никогда не говорила, но сейчас хочу, чтобы ты знал наверняка, знал и помнил, как сильно я любила тебя и люблю…
Но не будет любить – этого она не сказала. Неужели все понимала? Чувствовала приближение неизбежного?
Разрываясь между долгом и совестью, я притянул ее к себе. Моя солнечная девочка, что же я делал…
– Знаю, – выдохнул я, приникнув губами к милому лицу. – Я все знаю, и тоже тебя люблю. Всегда буду любить, даже… даже после смерти.
Своей. Потому как понимал, что конец наступал не только для нее, но и для меня тоже.
Прямо тогда, незаметно для нее, я должен был лишить себя смысла жизни. Остановить ее сердце, понимая, что где-то там они за мной наблюдают. Но было ли мне до них дело? Мыслями я был только с ней.
Схватив дражайшее лицо в ладони, я припал к полураскрытым губам. Нежнейший поцелуй, плавно переросший в глубокий – и я готов был ввести в нее яд. Тихая смерть, безболезненная, с частичкой меня у нее внутри.
– Умоляю тебя, не тяни, сделай это быстро, пожалуйста…
Я вздрогнул, услышав взволнованный шепот, стоило от нее отстраниться. По щеке покатилась слеза: по моей щеке, моя первая слеза, и она принадлежала ей – моя девочка и вправду все поняла…
Я обнял ее крепче, когда животные клыки затерзали онемевшие губы. Я целовал и калечил, царапал нежную кожу, тогда как яд, мешаясь с кровью, распространялся по всему ее телу.
Она обессилила, разжала пальцы, тисками сжимавшие мои плечи, а затем и вовсе ушла в беспамятство. Сердце замедлялось, краски жизни сходили с лица – она умирала: умирала на моих руках, и, что подлей всего и непростительней – убивал ее я сам…
Взревев от боли, я опустился на колени. Я не мог, не мог выносить происходящего. Меня разрывало, по лицу текли слезы – не смея оторваться от счастья, я прижимал ее тело к себе.
– Пошли прочь! – прокричал я в отчаянии, ощутив приближение ferus. – Не смейте! Не смейте к ней подходить!
– Ты знал, на что шел, связавшись с ней. – Боль моя разрослась в разы от холодных слов Иллариона.
– Убирайся… – процедил я со злостью, понимая, что начал трансформацию. – Убирайся сейчас же, немедля!