Бояться мне было нечего: единственное, что когда-либо мог, я потерял только что, а своя жизнь не имела более ценности.
– Только не делай глупостей. – Илларион остановился, так до нас и не дойдя.
Тогда мне казалось, что бывший друг беспокоится за себя. Я даже получал удовольствие, представляя, насколько же сильно я обезобразился, что смог напугать лидера ferus.Он отошел, даруя возможность с ней попрощаться. Незаметным образом исчезли остальные. Меня же ждало подзабытое, но такое знакомое одиночество…
Почему я пишу об этом и в таких животрепещущих тонах – хочу сохранить память о Миле, рассказать, каких жертв она была достойна, и какие чувства во мне пробуждала. Пускай прочтут единицы, но они узнают, какой исключительной храбростью она обладала, силы духа была полна и сколь живительным огнем горела. Такой я ее увидел, такой полюбил, и такой она осталась для меня навсегда.
И главное: любовь творит чудеса. Даже такое бездушное создание как я смогло испытать столь нежнейшее чувство и сохранить его на всю свою последующую жизнь. Возможно, счастье, что постигло меня, обратит свой взор и на другого ferus, и эти строки окажутся полезны для него – не следует бояться любви. Нужно всего-то быть смелее и довериться себе и своей половине.
…она очнулась. Пришла в себе, словно и вовсе меня не покидала; словно не было тех мучительных мгновений, когда в беспамятстве, один, я рьяно рыл руками землю.
Я долго не принимал происходящего, не веря в ее внезапное воскрешение. Признал за правду лишь тогда, когда дотронулся до теплого лица – она смотрела на меня белыми глазами. Моими глазами, мерцающими, уже скоро вернувшими свой собственный синий цвет.
Я решил, что взгляд этот мне привиделся в череде внезапных, шокирующих событий. Возможно, пламя ярости, застившее взор ранее, по-прежнему туманило глаза и мешало правильно воспринимать происходящее – я притянул Ее в свои объятия. Прижал теснее, к сердцу, боясь парализующе-пустого пробуждения; боясь признать, что она, живая, с ясным взором мне так же лишь привиделась.
Она же пребывала в смятении и робко обнимала в ответ.
– …и после смерти, – вдруг прошептала мне в шею. – Буду любить тебя даже после смерти.
Я не смог сдержать своих чувств – зарылся в мягкие волосы. Тогда как она, внезапно отстранившись, озадачено потерла плечо. И вновь я причинил ей боль.
Развернув ее к себе спиной, я припустил помятое платье. Меня ждало новое потрясение – знак. На ней стоял знак belua
ferus: вздутый, ярко-алый, казалось, выжженный, выклейменный на коже.