Тайная поклонница

– Для меня это тоже имеет смысл, – хрипло произнесла Хэлли. Доносящийся в кухню шум дождя почти заглушал ее. Стоп. Теперь она вела с ним обстоятельный разговор о содержании собственного письма. Это нехорошо. Она не собиралась так поступать, и ей нужно признаться прямо сейчас…

– В последнее время я задавался вопросом, не попал ли я в ловушку своей потребности в структурировании настолько, что она вообще перестала иметь какое-либо значение, – сказал Джулиан, глядя куда-то ей за плечо. – Я не тратил минуты или часы ни на что, кроме своей работы, и означает ли это, что я, по сути… потратил впустую часть, если не все? – Его внимание переключилось на письмо. – Может быть, я не эволюционировал, как говорит этот человек. Может быть, я был слишком рассеян, чтобы расти, а думал, что веду себя так продуктивно.

Она отнеслась к сказанному с таким энтузиазмом, что чуть не протянула руку через весь стол, чтобы дать ему пять.

– Вроде как, когда становишься взрослым, начинаешь брать на себя множество обязанностей, которые делают тебя взрослым. Но на самом деле эти обязанности просто отвлекают тебя от важных вещей. А потом выясняется, что ты зря потратил свое время, но вернуть его уже невозможно.

– Вот именно.

– Ты начал задумываться об этом, когда у твоего коллеги случился нервный срыв?

– Почти сразу. Он должен был быть где-то в другом месте. Более здоровом для него. Со своей семьей. И тогда я подумал: неужели это то место, где должен быть я? – Он провел языком по внутренней стороне щеки. – Ты когда-нибудь теряла сон, задаваясь вопросом, не находишься ли ты в неправильном месте или временном интервале?

Ты даже не представляешь, как часто.

– Конечно, – прошептала Хэлли, подумав, не может ли он читать ее мысли. Может быть, и может. В конце концов, в моменте, когда на почти темной кухне бушевала гроза, было что-то волшебное. В том, чтобы стоять рядом с этим степенным и сдержанным мужчиной, когда он признается в своем внутреннем смятении. Она ничего не могла сделать, чтобы удержаться от желания склониться к этой близости. Тянулась к ней обеими руками.

Очевидно, даже ее совесть капитулировала.

– Первые четырнадцать лет своей жизни я провела в разъездах с матерью. Мы никогда не задерживались на одном месте дольше недели. А моя мама – она вроде эдакого прекрасного хамелеона. Любит говорить, что полночь снова превращает ее в чистый холст, как это случилось с Золушкой и тыквой. Она становится такой, какой хочет ее видеть нынешний любовный интерес. Если бы она сменила группу, перешла от соула к кантри, она бы превратилась из лаунж-артистки в ковбоя. Она постоянно менялась и втягивала в это меня. В дорогу и в эти изменения. Переделывала меня снова и снова. Я была панком, я была девочкой-одуванчиком, артисткой. Она как бы впечатывала в меня все эти разные личности, и теперь… иногда я не знаю, та ли это личность, действительно ли это я. Когда была жива бабушка, мне все казалось правильным.

Взгляд Джулиана опустился на множество ее ожерелий. Ни одно из них не подходило к другому, но она никогда не могла решить, какие из них надеть. Надевала все, чтобы быстрее отойти от зеркала и выбраться из дома. Простой выбор украшения или распределение цветов по определенным участкам почвы казались такими важными решениями.

Поэтому она бравировала ими, посвящая себя всему и, таким образом, ничему.

– Как бы то ни было, – быстро сказала Хэлли. – Как бы то ни было, я думаю, что ты находишься в правильном временном интервале. Ты был там, чтобы помочь своему коллеге в трудную минуту, и это привело тебя сюда одновременно с твоей сестрой, которая тоже нуждается в помощи. Не говоря уже о винограднике. Это не может быть случайностью. – Она расплылась в улыбке. – Если бы тебя не было в этом временном интервале, кого бы сейчас сводила с ума вечно опаздывающая, бестолковая садовница?

По какой-то причине это заставило его сдвинуть брови.

И он начал обходить стол. Приближаясь к Хэлли.

Ее дыхание вырывалось короткой очередью, и, казалось, она никак не могла восполнить кислород. Не сейчас, когда Джулиан смотрит на нее вот так, сжав челюсти, целенаправленно делая каждый шаг, а его великолепные черты лица приобрели почти хмурое выражение. Он добрался до ближайшего угла столешницы и повернул. Двинулся дальше. Затем, о господи, он придвинулся к Хэлли настолько близко, что ее голова автоматически откинулась назад, чтобы сохранить их обжигающий зрительный контакт.

– Хэлли, я не люблю, когда меня сводят с ума.

– Я вроде как это заметила.

Он оперся руками о стол по обе стороны от нее. Шагнул ближе. Так близко, что тепло его тела согревало ее грудь, а прерывистый выдох шевелил волосы.

– Я также провожу много времени, гадая, кого еще ты сводишь с ума.