Тайная поклонница

– Приступов тревоги. В детстве они у меня были, но с тех пор – нет. Не во взрослом возрасте. Но все мое расписание в контексте пожара оказалось бессмысленным. У нас должно было быть шесть часов, и вдруг мы едем сквозь дым, просто в надежде спастись. Время перестало быть безопасным. Моя сестра не была в безопасности. У меня это плохо получилось. – Он сделал паузу, чтобы собраться с мыслями, вытер о штаны вспотевшие ладони. – Ненавижу это чувство. Чувство замкнутости. Можно было подумать, что огонь подействует как своего рода терапия погружения, и я перестану цепляться за время, пойму, что его невозможно контролировать, но вместо этого я удвоил усилия. Я утратил чувство времени. Полностью. Хэлли, я как будто оцепенел. На несколько дней. Моя семья пыталась спасти винодельню, но у меня даже мыслей об этом не было. Я и пальцем не шевельнул, чтобы им помочь. Все, что я мог делать, это сидеть в темной комнате и писать план занятий. Лекции. Я почти ничего не помню из дней после пожара. Вот почему я так старался держаться от тебя подальше. Все, что угрожает моему контролю, я воспринимаю как врага. Если это овладевает мной, я не выздоравливаю так быстро, как Гарт. Это то, чего мне следует избегать любой ценой. Но я больше не могу так с тобой поступать, потому что ты стоишь того, чтобы сгореть за тебя. Ты стоишь того, чтобы развернуться и пройти сквозь огонь.

– Вау, – прошептала она, ее серые глаза затуманились и засияли звездным светом. – Даже не знаю, к какой части этого обратиться в первую очередь. К части о том, что, возможно, ты – герой, спасший свою сестру, но можешь сосредоточиться только на мрачном моменте, или… или.

Он снял куртку и бросил ее позади нее на землю, лишь мельком подумав о химчистке.

– Речь о той части, когда я сказал, что пройду ради тебя сквозь огонь?

Она кивнула, ее взгляд остановился на его пальцах, которые развязывали галстук, а затем засовывали скомканную материю в правый передний карман брюк.

– Да, эта часть.

– Что насчет нее? – спросил он.

Она нерешительно подняла глаза.

– Что, если я скажу, что сделаю то же самое для тебя?

Вот что значит быть подавленным. Отдать свое здравомыслие в руки другого человека, и пусть он делает с ним что захочет.

– Я был бы чертовски благодарен. – Он поймал ее за бедра и притянул ближе, громко выдохнув, когда ее живот наконец-то встретился с его ноющим пахом. – Но я бы также сошел с ума, если бы ты когда-нибудь подверглась такой опасности, поэтому, пожалуйста, никогда больше не произноси этого вслух.

– Это была твоя аналогия, – поддразнила Хэлли, приподнимаясь на цыпочки, медленно скользя грудью, животом и бедрами по его возбужденному телу, и он громко застонал прямо посреди виноградника. – Спасибо, что сказал мне это.

О господи, он не мог вынести еще и ее прошептанную благодарность, его член и так был таким твердым. Кто послал эту женщину убить его? Он жаждал, пребывал в отчаянии и был готов отдать годы своей жизни, лишь бы заполучить в свои руки эту грудь.

– Я скажу тебе все, что ты захочешь, просто позволь мне поцеловать этот чертов рот. Позволь мне.

С тихим потрясенным возгласом – неужели она не понимает, что он умирает? – Хэлли приподнялась на цыпочки и подставила ему губы, позволяя коснуться и вкусить их, податливые, изголодавшиеся и жаждущие. Его руки пытались стиснуть и разгладить одновременно каждую часть ее тела, исследовать каждый дюйм. Они зарылись ей в волосы и прошлись по спине, притягивая ее за ягодицы к себе поближе. Джулиан и Хэлли задохнулись в поцелуе, потрясенные создаваемыми чудесными прикосновениями, дразнящими движениями – надавливаниями и поглаживаниями.

– Хэлли, скажи мне, что сегодня вечером мы будем трахаться, – процедил он, прижимаясь зубами к ее уху.

– Твой рот всегда был таким грязным? – выдохнула она.

– Нет. – Джулиан толкнул ее на землю, и она упала плашмя на его расстеленную куртку, ее кудри разлетелись в разные стороны, и от этого зрелища у него задрожали руки. – И ты можешь списать мой красочный словарный запас на тот факт, что ты неделями стояла на коленях перед окном моего кабинета. – Он медленно опустился всем своим весом на ее невероятные изгибы, дыхание вырывалось из него, как воздух из проколотой шины, яйца яростно пульсировали. – Неделями.

– Это стандартная поза для посадки цветов.

Он наклонился, взялся за подол ее платья и поднял его до бедер, сразу же погрузившись в пространство между ее ног, обделенный тем, что никогда не был там раньше. Не был вот так, с ней, в том месте, которому он принадлежал. И боже, то, как она застонала и выгнула спину, залитая лунным светом и раскрасневшаяся, было самым близким проявлением волшебства, которое он когда-либо видел.

– Цветы – это последнее, о чем я думаю, когда ты стоишь на четвереньках, – процедил он сквозь зубы, снова раскачиваясь, в животе у него все сжалось от удовольствия, когда она раздвинула колени, ухватилась за его пояс и потянула к себе. – Я думаю о твоей голой заднице, шлепающейся о мой живот.