«У меня есть кое-какие вещи, которые должны остаться с папой». – «Хорошо», – кивнула я, предполагая, что это будут обычные для таких случаев предметы: фотография, четки или еще что-то в том же духе.
– Сара, мы хотим, чтобы это было там, где должно быть.
Я обернулась. Все взгляды были устремлены на меня. А в часовне было много людей. Очень много.
– О, Лукас, – промямлила я, – зубы не получится вставить в рот после бальзамирования.
Теоретически это было возможно, но не в такой ситуации.
– Почему? – спросил он.
Жена попыталась остановить его, но он только отмахнулся.
Я наклонилась к мужчине как можно ближе и прошептала:
– Процесс бальзамирования как бы замораживает ткани. Челюсти не разжать.
– А что тогда у него во рту сейчас? – продолжал напирать он.
– Специальный держатель, который создает впечатление, будто зубы там есть.
– Его вы вставили, а зубы не можете?
– Слишком поздно убирать держатель и вставлять зубы.
– Ладно, – хмуро согласился он. – Положите зубы в карман. И вставьте хотя бы глаз.
– Лукас, этого я тоже не могу сделать. Вы должны были попросить об этом несколько дней назад, желательно до того, как дали согласие на бальзамирование. Время упущено.
Лукас возвысил свой голос так, что его стало слышно в задних рядах:
– Почему вы не можете вставить отцу глаз, чтобы он ушел с ним в вечность?
Мое лицо стало пунцовым, я вся взмокла. Я была зла и растерянна. Лукас оказался на редкость бестолковым. Мне не хотелось делиться с ним неприятными подробностями того, что мне пришлось сделать, чтобы подготовить его отца к похоронам, но он никак не успокаивался.
– Послушайте, Лукас, – я тоже повысила голос, – я
– Тогда отдайте его мне. Сам все сделаю.
Его лицо пылало, и он, бешено глядя на меня, протянул руку, рассчитывая, что я отдам глаз. При любых других обстоятельствах я бы с радостью вернула ему этот сомнительной чистоты протез, но в тот момент было страшно представить, что произойдет, если я уступлю.
– Нет, – отрезала я.
– Отдайте! Сейчас же!
– Слушайте, Лукас, – прошипела я, понизив голос на целую октаву, – глазная впадина вашего отца обработана так, чтобы казалось, что у него есть глаз, поскольку вы не отдали его мне несколько дней назад. Если вы хотите заставить всех этих людей подождать минут двадцать, я отвезу его в другое помещение и постараюсь вставить глаз. Но я не стану делать этого перед толпой зрителей. И вам не позволю.
Лукас посмотрел на меня убийственным взглядом.
– Это самое нелепое из того, что я когда-либо слышал! – заявил он.
– Так вы хотите отложить похороны? Буду рада помочь, – повторила я.
– Не утруждайте себя, – рявкнул он и вернулся на свое место.
Я положила зубы и глаз в карман пиджака мистера д’Антони, поспешно закрыла гроб крышкой, передала слово священнику и побежала в служебное помещение отмывать руки.
Думаю, мораль этой истории о моем коротком (но весьма публичном) противостоянии заключается в том, что у людей иногда бывают ожидания, которые невозможно оправдать. Эти нереалистичные запросы порой всплывают очень неожиданно. С ними нужно разбираться аккуратно, но честно – пока вы честны, правда на вашей стороне.
18. Почетный знак
В моей фирме похоронные директора сами гримируют тех, чью заявку они приняли. В некоторых бюро тело выходит из зала для приготовлений как «готовый продукт». Имеется в виду, что оно забальзамировано, одето, положено в гроб и накрашено. В других местах женщины, которые занимаются прической усопшего, наносят и макияж. Там, где я работаю, все иначе. Покойник поступает из морга набальзамированным, одетым и в гробу. Потом похоронные директора накладывают макияж под специальными лампами в залах для прощания. У таких ламп есть специальная подсветка, которая визуально улучшает цвет лица покойного.
Однажды я оказал услугу своему коллеге, которому нужно было уйти пораньше из-за визита к врачу. Он спросил, могу ли я сделать макияж его «клиенту», а потом принять дочь покойного и показать ей отца перед похоронами, которые должны были состояться на следующий день. У меня не было особых планов, и я согласился помочь.
Усопший оказался старым скрюченным человеком. Он выглядел достаточно умиротворенным, но было видно, что жизнь его не щадила. Морщинистое лицо представляло собой дорожную карту, на которой отразилась череда радостей, печалей и тягот. Скрюченные артритом руки были крепко сжаты, словно в доказательство того, что этот человек ушел, но не сдался. Родственники принесли для него аккуратную темно-синюю рубашку поло и брюки цвета хаки. Никакой претенциозности, исключительная практичность. Наверное, именно так он и прожил свою жизнь.