Стоя там, я и любила себя, и ненавидела. Вот что сделала со мной черная Мария – заставила в одно и то же время ощущать и мою славу, и мой позор.
Я шагнула ближе к ней и уловила слабый аромат меда, исходивший от дерева. Мэй подошла и встала рядом со мной, и теперь я не чуяла ничего, кроме запаха помады от ее волос, репчатого лука от рук, ванили в ее дыхании. Ее ладони были розовыми, как и подошвы ступней, а локти темнее остальной кожи, и по какой-то неясной причине это зрелище наполнило меня нежностью.
Августа Боутрайт вошла в комнату в очках без оправы и лаймово-зеленой шали, повязанной на поясе.
– Кто это у нас тут? – спросила она, и звук ее голоса мгновенно привел меня в чувство.
Она была словно миндально-масляная от пота и солнца, с лицом, гофрированным тысячью карамельных морщинок, с волосами, которые казались припыленными мукой, но все остальное в ней выглядело на пару десятков лет моложе.
– Я Лили, а это Розалин, – сказала я, чуть замешкавшись при появлении за ее спиной Джун, которая застыла в дверях. Я открыла рот, не имея ни малейшего представления, что говорить дальше. И то, что из него вылетело, стало неожиданностью для меня самой. – Мы убежали из дома, и нам некуда податься, – сказала я ей.
В любой другой день своей жизни я могла бы, не напрягаясь, победить в конкурсе по плетению небылиц – и вот,
Августа вновь надела очки, подошла к Розалин и внимательно изучила швы у нее на лбу, порез под глазом, синяки вокруг виска и на руках.
– Похоже, вас избили.
– Когда мы убегали, она упала с переднего крыльца, – поспешила вставить я, вновь возвращаясь к своему естественному состоянию – вранью.
Августа с Джун переглянулись, а Розалин сощурила глаза, намекая мне, что я опять взялась за свое – говорю за нее, как будто ее тут и вовсе нет.
– Что ж, можете пожить у нас, пока не разберетесь, что делать дальше. Не можем же мы просто бросить вас на обочине, – сказала Августа.
Джун вдохнула так, будто вобрала в легкие почти весь воздух в доме.
– Но, Августа…
– Они останутся здесь, – повторила та с такой интонацией, которая отчетливо дала понять, кто здесь старшая сестра, а кто младшая. – Все будет нормально. У нас есть топчаны в медовом доме.
Джун вылетела вон, только красная юбка мелькнула в дверном проеме.
– Спасибо вам, – сказала я Августе.
– Пожалуйста. А теперь присядьте. Я принесу оранжаду.
Мы расположились в креслах-качалках, а Мэй осталась стоять на страже, улыбаясь все той же улыбкой с легкой безуминкой. Мышцы ее рук, как я заметила, были хорошо развиты.
– Как так получилось, что у вас всех имена по календарю[18]? – спросила ее Розалин.
– Наша мать обожала весну и лето, – ответила Мэй. – У нас была еще Эйприл, но… она умерла маленькой, – улыбка Мэй растаяла, и вдруг она ни с того ни с сего начала напевать без слов мелодию «О, Сюзанна!», да так решительно, будто от этого зависела ее жизнь.
На наших глазах пение переросло в рыдания. Она плакала так, будто смерть Эйприл случилась буквально в эту самую секунду.
Наконец вернулась Августа с подносом; на нем стояли четыре креманки, на ободки которых были красиво насажены ломтики апельсина.
– О, Мэй, золотко, поди-ка к стене и поплачь там, – сказала она, указав сестре на дверь и легонько подтолкнув ее в нужную сторону.
Августа повела себя так, будто это норма – подумаешь, в любом доме Южной Каролины такое может случиться.
– Вот, угощайтесь – оранжад, – сказала она нам.
Я деликатно отпила глоток. Зато Розалин выхлебала свою порцию залпом, а потом рыгнула, да так, что мальчишки из моей школы изошли бы зеленой завистью. Невероятно!
Августа сделала вид, будто ничего не слышала, а я уперлась взглядом в бархатную скамеечку, страдая из-за того, что Розалин повела себя так
– Значит, вы – Лили и Розалин, – заговорила Августа. – А фамилии у вас есть?
– Розалин… э-э, Смит и Лили… Уильямс, – с запинкой солгала я, а потом пошло как по маслу: – Видите ли, моя мать умерла, когда я была маленькой, а потом и отец погиб – в прошлом месяце в тракторной аварии на нашей ферме в округе Спартанберг. У меня здесь не осталось никого из родственников, поэтому меня хотели отдать в приемную семью.
Августа покачала головой. Розалин тоже покачала, но по иной причине.
– Розалин была у нас домработницей, – продолжала я. – У нее никого нет, кроме меня, и мы решили отправиться в Виргинию, чтобы найти мою тетю. Вот только денег у нас нет, так что, если у вас тут найдется какая-нибудь работа, мы могли бы немного подзаработать, прежде чем двигаться дальше. Мы на самом-то деле не очень торопимся в Виргинию.