У меня не было времени разбираться в своих резонах. Мне хотелось сказать:
Я подошла к Розалин и стала помогать ей плести косички. Мои руки, как я заметила, слегка дрожали.
– Просто пообещай мне, что ничего не скажешь, – попросила я.
– Твоя тайна, – пожала она плечами. – Делай с ней, что пожелаешь.
Следующим утром я проснулась рано и вышла во двор. Дождь прекратился, и из-за облачной гряды сияло солнце.
За медовым домом во все стороны тянулся сосновый лес. Я насчитала около четырнадцати ульев вдалеке под деревьями, их крышки напоминали почтовые марки, сиявшие белизной.
Накануне вечером за ужином Августа сказала, что ей принадлежат двадцать восемь акров земли, оставленных по завещанию дедом. В таком небольшом городке, как Тибурон, одна девочка вполне могла затеряться на двадцати восьми акрах. Она могла открыть потайной ход и просто исчезнуть.
Свет лился из расщелины в облаке с красной окантовкой, и я пошла к нему по тропинке, ведущей от медового дома в лес. Миновала детскую коляску, нагруженную садовым инструментом. Она стояла подле грядок, на которых росли помидоры, прихваченные к деревянным шестам обрезками нейлоновых чулок. Вперемежку с ними росли оранжевые циннии и лавандовые гладиолусы, клонившиеся к земле.
Судя по всему, сестры Боутрайт обожали птиц. В саду была сделана цементная купаленка для птиц, и множество кормушек – выдолбленные тыквы и ряды крупных сосновых шишек, смазанных арахисовой пастой – виднелись повсюду, куда ни глянь.
Там, где трава уступала место лесу, я обнаружила стену из булыжников, кое-как скрепленных цементом; она была мне по колено высотой, зато тянулась почти на пятьдесят ярдов[19] в длину. Стена загибалась вдоль участка и заканчивалась резко, неожиданно. Никакого практического применения я для нее не видела. Потом я заметила крохотные сложенные клочки бумаги, всунутые в просветы между камнями. Я прошла вдоль всей стены, и повсюду картина была одна и та же: сотни таких клочков бумаги.
Я вытащила один из них и развернула, но надпись слишком растеклась от дождя, чтобы ее можно было прочесть. Тогда я вытащила другую.
Я сложила записку и сунула обратно со смутным ощущением, что сделала что-то неправильное.
Переступив через стену, я шагнула под деревья, пробираясь между низкорослыми папоротниками с голубовато-зелеными листьями, стараясь не рвать сети, над которыми все утро так усердно трудились пауки. Мне казалось, мы с Розалин уже нашли затерянный Бриллиантовый город.
Идя по тропе, я расслышала журчание бегущей воды. Невозможно уловить этот звук и не пойти искать его источник. Я углубилась в лес. Растительность стала гуще, колючий кустарник хватал меня за ноги, но я все же нашла ее – совсем маленькую речушку, ненамного больше того ручья, в котором мы купались с Розалин. Я смотрела на неторопливое течение, на ленивую рябь, которой время от времени подергивалась поверхность.
Сняв кеды, я вошла в воду. Дно взбурлило поднятым илом, мои пальцы тонули в нем. Прямо передо мной с валуна плюхнулась в воду черепаха, перепугав меня чуть не до смерти. Бог весть, с какими еще незримыми созданиями тут можно было встретиться – со змеями, лягушками, рыбами, целым речным миром кусачих насекомышей? – но меня это нимало не волновало.
Когда я натянула кеды и пошла обратно, свет уже лился вниз стройными колоннами, и мне хотелось, чтобы так было всегда – чтобы не было никакого Ти-Рэя, никакого мистера Гастона и чтобы никто не хотел избить Розалин до бесчувствия. Только омытые дождем леса и восходящий свет.
Глава пятая
Давайте на минуту представим, что мы достаточно малы, чтобы последовать за пчелой в улей. Первым, к чему нам придется привыкнуть, оказывается темнота…