Читаем Тайная жизнь пчел полностью

Мадонна наполняла их сердца бесстрашием и нашептывала им планы побега. Самые смелые бежали, пробирались на север, а те, кто не решался, жили с поднятым кулаком в своем сердце. И если вдруг он слабел, им надо было всего лишь снова прикоснуться к ее сердцу.

Она стала такой могущественной, что про нее прознал даже хозяин. Однажды он погрузил ее в фургон, увез и приковал цепями в каретном сарае. Но ночью она без всякой людской помощи бежала и снова пробралась в молитвенный дом. Хозяин приковывал ее цепями пятьдесят раз, и пятьдесят раз она сбрасывала оковы и возвращалась домой. Наконец он сдался и позволил ей остаться там.

В «зале» установилась абсолютная тишина. Августа простояла около минуты, позволяя всем присутствующим погрузиться в нее. Заговорив снова, она развела руки в стороны.

– Люди назвали ее Мадонной в Цепях. Они назвали ее так не потому, что она носила цепи…

– Не потому, что она носила цепи… – хором повторили «дочери».

– Они называли ее Мадонной в Цепях, потому что она их сбрасывала.

Джун пристроила между разведенными коленями виолончель и заиграла «Чудесную благодать», а «дочери Марии» поднялись на ноги и стали дружно покачиваться, точно разноцветные водоросли на океанском дне.

Я думала, что все закончилось: но нет – Джун подсела к пианино и грянула джазовую версию гимна «Пойди на гору и расскажи». И тогда Августа завела танец конга. Она танцующим шагом подошла к Люнелле, которая ухватилась за ее талию. За Люнеллу уцепилась Кресси, за той пристроилась Мейбели, и вот они уже пошли по комнате паровозиком. Пришлось Кресси придерживать свой багряный цилиндр, чтобы не свалился. Когда они повернули в обратную сторону, к ним присоединились Куини и Вайолет, потом Душечка. Мне тоже хотелось поучаствовать, но я только смотрела – так же как Розалин и Отис.

Джун, казалось, играла все быстрее и быстрее. Я обмахивала лицо, пытаясь поймать глоток воздуха, голова кружилась.

Когда танец завершился, «дочери», отдуваясь, встали полукругом перед Мадонной в Цепях, и от того, что они сделали дальше, у меня перехватило дыхание. Одна за другой они подходили и прикасались к выцветшему красному сердцу статуи.

Куини и ее дочь подошли вместе и погладили ладонями дерево. Люнелла прижала пальцы к сердцу Марии, потом медленно и нарочито поцеловала каждый из них – так, что у меня на глаза навернулись слезы.

Отис прижался к сердцу лбом и простоял так дольше всех – головой к сердцу, словно заполнял пустой резервуар.

Джун играла, когда все они поочередно подходили к статуе, пока не остались только мы с Розалин. Мэй кивнула Джун, чтобы она продолжала играть, и взяла Розалин за руку, потянув к Мадонне в Цепях, так что даже ей довелось коснуться сердца Марии.

Я тоже хотела дотронуться до ее исчезающего сердца – мне никогда еще ничего так сильно не хотелось. Когда я поднялась со стула, в голове у меня немного мутилось. Я подошла к черной Марии с поднятой рукой. Но как раз, когда я почти коснулась ее, Джун играть перестала. Она остановилась прямо на середине мелодии, и я так и осталась стоять в тишине с протянутой рукой.

Отдернув ладонь, я огляделась – и словно увидела все вокруг сквозь толстое стекло окна в поезде. Размытые очертания. Движущаяся волна цветов. Я не одна из вас, подумалось мне.

Мое тело словно утратило чувствительность. Как было бы славно все уменьшаться и уменьшаться, подумалось мне, пока я не превращусь в каплю ничто.

Я слышала, как бранилась Августа: «Джун, да что на тебя нашло?» – но ее голос словно доносился из далекой дали.

Я взывала к Мадонне в Цепях, но, может быть, на самом деле не произносила ее имени вслух, только слышала собственный зов внутри. Это было последнее, что мне запомнилось. Ее имя, эхом несущееся сквозь пустоту космоса.

Когда я очнулась, оказалось, что я лежу на кровати Августы, в ее комнате по другую сторону холла, на лбу у меня холодная как лед тряпка, а Августа и Розалин смотрят на меня сверху. Розалин задрала подол платья и обмахивала меня им, демонстрируя ляжки.

– С каких это пор ты стала в обмороки падать? – проворчала она и села на краешек кровати, отчего я подкатилась ей под бок.

Она сгребла меня в объятия. Почему-то это наполнило мою грудь нестерпимой печалью, и я вывернулась, буркнув, что мне надо выпить воды.

– Может быть, это из-за жары, – предположила Августа. – Мне следовало включить вентиляторы. Там было, должно быть, градусов сорок с лишним.

– Со мной все в порядке, – сказала я им, но, по правде говоря, и сама была озадачена.

Я чувствовала, что наткнулась на изумительную тайну: оказывается, можно закрыть глаза и уйти из жизни, не умирая на самом деле. Достаточно просто потерять сознание. Вот только я не знала, как сделать это нарочно, как выдернуть пробку, чтобы смыться в сток тогда, когда это нужно.

Перейти на страницу:

Все книги серии Best Book Awards. 100 книг, которые вошли в историю

Барракун. История последнего раба, рассказанная им самим
Барракун. История последнего раба, рассказанная им самим

В XIX веке в барракунах, в помещениях с совершенно нечеловеческими условиями, содержали рабов. Позже так стали называть и самих невольников. Одним из таких был Коссола, но настоящее имя его Куджо Льюис. Его вывезли из Африки на корабле «Клотильда» через пятьдесят лет после введения запрета на трансатлантическую работорговлю.В 1927 году Зора Нил Херстон взяла интервью у восьмидесятишестилетнего Куджо Льюиса. Из миллионов мужчин, женщин и детей, перевезенных из Африки в Америку рабами, Куджо был единственным живым свидетелем мучительной переправы за океан, ужасов работорговли и долгожданного обретения свободы.Куджо вспоминает свой африканский дом и колоритный уклад деревенской жизни, и в каждой фразе звучит яркий, сильный и самобытный голос человека, который родился свободным, а стал известен как последний раб в США.В формате PDF A4 сохранен издательский макет книги.

Зора Нил Херстон

Публицистика

Похожие книги

Белые одежды
Белые одежды

Остросюжетное произведение, основанное на документальном повествовании о противоборстве в советской науке 1940–1950-х годов истинных ученых-генетиков с невежественными конъюнктурщиками — сторонниками «академика-агронома» Т. Д. Лысенко, уверявшего, что при должном уходе из ржи может вырасти пшеница; о том, как первые в атмосфере полного господства вторых и с неожиданной поддержкой отдельных представителей разных социальных слоев продолжают тайком свои опыты, надев вынужденную личину конформизма и тем самым объяснив феномен тотального лицемерия, «двойного» бытия людей советского социума.За этот роман в 1988 году писатель был удостоен Государственной премии СССР.

Владимир Дмитриевич Дудинцев , Джеймс Брэнч Кейбелл , Дэвид Кудлер

Фантастика / Проза / Советская классическая проза / Современная русская и зарубежная проза / Фэнтези