Я был поглощен заботами по подготовке операции «Схватка», и мое внимание об эффективном использовании самой моей старой связи — ценного источника по линии ГРАДа — ослабло. Молчало начальство — молчал и я. Текучка заела, и когда «гром грянул», то работа закипела.
В этом вопросе меня шеф по НТР не трогал, хотя подспудно я понимал, что до определенного времени.
Исповедуя морское правило «быть подальше от начальства и поближе к камбузу» (роль «камбуза» в этом случае исполняла работа под «крышей» Внешторга), я оказывался в кабинете шефа НТР только в оперативно необходимых случаях либо по его вызову. Как и для всякого подчиненного, для меня вызов к начальству редко предвещал что-либо хорошее, в лучшем случае был связан с новым заданием, и хорошо еще, если не со срочным.
Поэтому когда я получил указание моего старинного друга и коллеги-аналитика при шефе НТР явиться к генералу, мое настроение не испортилось, хотя и заставило насторожиться.
Швейцарские встречи
Февральским утром я вошел в кабинет генерала, который стоял у широкого окна и смотрел с высоты двух десятков этажей на заснеженные деревья лесного массива, окружавшего штаб-квартиру разведки в Ясенево.
— А, Максим! — приветливо обернулся и пошел мне навстречу генерал. — Проходи. Есть разговор…
Я заметил в наших отношениях, что генерал бывал особенно любезен и добр, когда ожидалось сложное задание. Сегодня он был в меру приветлив. И пока я сдержанно молчал, но через минуту понял, что генерал был явно «не в своей тарелке». Что-то его смущало. И это настораживало.
— Понимаешь, Максим, — мягко начал он. — Начальник разведки вспомнил о Бароне…
— В каком ключе, Михаил Иванович? — спросил я и уточнил: — Хорошо или…
— Вот именно — «или»! — развел руками генерал. — В общем, недоволен он, что слабо используем возможности Барона по получению стратегически важной информации о планах ГП — нашего главного противника.
— Михаил Иванович, в этом вопросе начальник разведки прав и неправ одновременно, — начал я философствовать на тему «кто прав, а кто…», но меня резко перебил генерал:
— Вот что, Максим, речь идет не о правоте вышестоящего руководителя, а об эффективности работы ценного источника! — в несвойственной ему манере говорил генерал.
— Хорошо, Михаил Иванович, тогда сообщите мне решение по Барону — ваше и начальника разведки.
— Решения нет, Максим, а есть указание активизировать его работу. Кстати, напомни мне: сколько было с ним встреч?
— В Союзе и Англии — шестьдесят пятый и шестой года. Экспо-67 в Монреале — шестьдесят седьмой, затем — там же, в Канаде, в семьдесят первом…
— Но последняя — по телефону, когда погиб наш Ан-22, — уточнил генерал.
— Да. И еще — Бельгия и ФРГ. Фактически, в год — одна встреча, Михаил Иванович.
— Начальник разведки запомнил его работу по Ан-22. Тогда его информация ушла наверх и была использована весьма с пользой для наших отношений с Западом.
— И все же, Михаил Иванович, что раздражает начальника разведки в работе Бароном? Только слабая информотдача? Или…
— …или нерегулярность контактов с ним, — закончил за меня фразу генерал.
Я понимал, что источник такого уровня должен был использоваться оптимально полезно — как при колке дров. Но вопросы стратегически важного порядка — это не серийные «образцы» либо документальные материалы заводского происхождения. Стратегия государства, в чем бы она ни сказывалась, товар штучный и даже не ежегодного «производства».
Генерал, видя мое раздумье, напомнил о себе весьма оригинальным способом, от которого меня как током дернуло.
— А что, Максим, если передать его на связь в лондонскую резидентуру? Как смотришь?
— Что?! Михаил Иванович… — теперь уже я развел руками, понимая тот риск, которому мы подвергли бы источника, причем по нескольким параметрам.
Дело в том, что, во-первых, резидентура после семьдесят первого года серьезно ослаблена, если не сказать больше — разгромлена, в результате предательства Лямина. А это означало, что все силы английских МИ-5 — их контрразведки брошены на незначительный состав этой зарубежной «точки». Во-вторых, не дай Бог, случится провал, — это затронет королевскую семью, к которой простые британцы относятся сверхделикатно, опираясь на традицию: «можешь ругать премьера, но не трогай королеву». Наконец, в-третьих, психологическая основа наших отношений, которая складывается на духовной близости. Все это говорило о том, что Барон был не из тех рядовых агентов разведки, которых можно было передавать на связь от сотрудника к сотруднику.
— Михаил Иванович, вы же знаете наши отношения с Бароном! — начал я разговор, уже не раз поднимавшийся в этом кабинете. — Я понимаю, что есть что-то неполноценное в его отношениях с разведкой, хотя он формального согласия на работу с нами не давал…