Тайная жизнь разведчиков. В окопах холодной войны

Под такое сомнение были основания. Ведь в борьбе за пацифистские настроения в среде советских людей Хрущев создал целую систему «разжигания» ненависти к войне. Сюда он включил и детские игрушки военной тематики. С полок «Детского мира» на Дзержинке исчезли танки, самолеты, ружья и пистолеты. Остались, правда, сабли — оружие допотопное и не воинственное. Покушение было сделано даже на детскую литературу, отражающую реалии Великой Отечественной войны, точнее участие в ней пионеров и вообще детей.

— Сэр, — обратился ко мне таможенник, — это русское производство? Очень интересно, я в моей стране еще такого не видел.

— Нет. Это — итальянское. Вы — собиратель таких игрушек? Возьмите что-либо себе. На память, — спасая коллекцию, я решил пожертвовать ее частью.

— Сэр?! — промолвил государственный чиновник. Таким тоном, что я готов был провалиться сквозь землю, — вы не так меня поняли, сэ — эр!

Я поспешил ретироваться с глаз учтивого чиновника. Клянусь, но я не собирался его обидеть. Оказывается: Восток — дело тонкое, Запад — тоже.

Чтобы закончить разговор о моем восточно-западном опыте, опишу еще один казус, который случился в тот же день со мной в Лондоне.

Весной я был в Японии. Там таксисты чаевых не брали, по крайней мере в середине шестидесятых. Перенося опыт Востока — все же капстрана, — я не дал на чай английскому таксисту, чем вызвал его недовольство.

— В чем дело, мистер? — спросил я его. — Объясните иностранцу, чем вы недовольны?

— Сэр, мой заработок — чаевые. Извините, но так у нас принято.

— И сколько?

— Сколько хотите, но не менее десяти процентов, сэр.

— Спасибо за разъяснения, — и я протянул таксисту чуть ли не половину от суммы по счетчику.

Разместился я на Черингкросс-стейшн в гостинице ниже среднего удобства, но зато по карману. Гостиница имела несколько преимуществ, и среди них — близость к маршруту прямого автобуса до торгпредства. В первый приезд в Лондон я полюбил этот вид транспорта, когда колесил по городу на втором этаже «баса». Второе — рядом располагался Британский музей, залам которого я собирался посвятить свой досуг.

После завершения первых забот, связанных с оперативными и внешнеторговыми делами, я связался с Бароном. В двух словах сказал ему о сроках моего визита в Лондон и оговорил встречу в городе.

Он встретил меня без английской сдержанности, искренне радуясь продолжению знакомства. Чтобы не обременять его, а точнее не «засветить» частыми встречами, я сразу пояснил ему, что буду занят делами, в том числе и вне Лондона.

— Понимаю, Максим, но пару вечеров мы проведем вместе, не правда ли?

— О, это обязательно — просто жажду продолжить наши теплые беседы.

Мы отошли от гостиницы, где я ему назначил встречу, но не от «своей», а другой. «Моя» гостиница была рекомендованной, и потому там «паслась» наружка англичан.

— Давай, Максим, поколесим по городу, особенно по его набережным, — предложил Барон, — я частенько сам себе делал такое удовольствие.

Мы забрались на комфортабельное, из натуральной кожи, сидение «Ягуара», модели — признака английского истеблишмента, и повели неторопливую беседу на общие, но волнующие нас темы. Закончился наш день в Гринвиче, в крохотном ресторанчике с видом на Гринвичскую обсерваторию с ее известным нулевым меридианом.

— Итак, Николас, наш нулевой меридиан был в Москве во время первой встречи, — шутливо заметил я, сидя за столиком и попивая знаменитый «тобби», бодрящий и хмелящий.

— А на каком меридиане мы находимся с тобой сегодня, кроме истинного Гринвичского? — поддержал тон Барон.

— Судя по числу встреч, каждая из которых: один меридиан, то мы где-то на шестом или седьмом, — подсчитал я. — Все зависит от масштаба карты.

— Но есть одна закономерность — они все ведут отсчет на восток.

— Браво, Николас! На восток — это к нам. Многие политики с надеждой смотрели на Восток, когда…

— «…жареный петух клюнет», — засмеялся Барон.

— Черчилль? — намекнул я.

— Старый лис вовремя вспомнил, что «у Британии нет врагов или друзей. У Британии имеются только национальные интересы», — голосом, видимо, Черчилля произнес Барон и, взяв в рот дольку спаржи, перебросил ее из угла в угол рта, изображая сигару лидера английских лейбористов в годы войны.

Экскурс в историю настроил нас на благодушный лад. Казалось, мы светились радостью от общения. Но благодушие прервал Барон.

— Максим, по-мужски, откровенно? Ведь не только ради этой встречи ты здесь, со мной?

— Как ни печально, но и по делам я здесь, — театрально, в шекспировском стиле, развел я руками с полупоклоном.

— Я — не в обиде. Я был деловым человеком — ты им являешься сейчас. Говори!

— Однозначно — это по твоему профилю: оружие.

— Что? Образцы?

— О нет, Николас, концепция вооружения до 2000 года.

— Так, значит, что-либо из «по-ту-стороннего»?

— Ты, Николас, имеешь в виду американцев?