Тайная жизнь разведчиков. В окопах холодной войны

— Вот именно, Максим, ты и я, но не начальник разведки — он… он… — начал тянуть генерал, — он не имеет права собирать такую информацию. Сам намек, что Барон думает так, навсегда разлучит нас с ним.

— И что же делать, Михаил Иванович?

— Не форсируй эту тему с Бароном — это во-первых, а затем — все же выслушай его, но не столько его мысли, сколько доказательства таких намерений и конкретных шагов Запада. Понятно?

— Все ясно, — ответил я, вспоминая расстроенное лицо Барона, когда он высказывал свои «крамольные» мысли о будущем соцлагеря.

— Кстати, Максим, ты эту беседу, ну, о нашем будущем, обобщил?

— Да, Михаил Иванович, справка — в папке под названием «1956, 1968, 1980, 1992…»

— Это что еще за… коды?! — чуть не рявкнул генерал, явно смущенный фактом наличия более чем странной информации. — Зачем это?

— 1956 — Венгрия, 1968 — Чехословакия, 1980 — будет Польша, 1992 — … — Я сделал паузу, но затем решительно сказал, глядя генералу в глаза: — 1992 — мы, может быть мы. Я свободен?

И, не дожидаясь согласия генерала, вышел из кабинета.

Через несколько дней встретил генерала в коридоре, и он без тени эмоций сказал мне, чтобы я готовился к выезду на Запад с главной целью: встреча с Бароном, но под прикрытием операции «Схватка», как это было сделано в мой последний визит в Швейцарию.

Тревожный сигнал

Нельзя сказать, что я тяготился приказами свыше — наоборот. Меня окружали симпатичные мне люди, которых я квалифицировал, если можно так сказать, по двум признакам, но взаимосвязанным: добросовестное отношение к труду и доброжелательное отношение к людям. Это были заветы моего деда, который жил по этим нехитрым правилам, никогда не пытаясь их сформулировать.

Много это или мало? В отношениях людей? По-моему, вполне достаточно, чтобы один профессионал с удовольствием выполнял указания другого профессионала, даже своего генерала.

В легендарном Багдаде

В октябре я вылетел в Ирак, страну, в которой, как нам представлялось, можно было провести встречу с Бароном. Мы считали, что в эту страну он сможет добраться быстро хотя бы потому, что в доле бюджета Ирака значителен был доход от туризма, а значит, упрощался порядок оформления виз. Кроме того, речь шла о его визите на Багдадскую международную ярмарку.

На эту ярмарку я направлялся по линии прикрытия. Мой самолет вылетел за полночь. Пассажиров много и все места заняты потому, что рейс дальний: Москва — Тбилиси — Багдад — Бомбей — Дакка.

Через два часа, глубокой ночью, были над Тбилиси, городом моего начала жизни с Ниной. Почему-то минут двадцать мы кружили над городом, который внизу разбегался пунктирами огней вдоль улиц, реки и по склонам гор. Горы были под крылом и рядом, но только красные огни маяков напоминали об их близости.

Сели как-то неожиданно. Исчез город в огнях, и на самолет стала набегать синими светлячками ограничительных фонарей посадочная полоса. Мы оказались на плоскогорном аэродроме.

Видимо, это была та самая гора, на которой почти двадцать лет назад мы, мои коллеги по школе военных контрразведчиков и молодежь Тбилиси, заложили Комсомольскую аллею. Сорокаминутная остановка для дозаправки, и мы снова в воздухе.

Через два с половиной часа далеко на горизонте показалась светящаяся полоска, оказавшаяся городом. Вот уже заметно, как в темноте ночи на земле рассыпались миллионы мерцающих светлячков, от голубых до красных. С высоты в десять тысяч метров было видно, что город распростерся вдоль реки на многие километры.

Слева по ходу самолета уже начинало менять свои цвета небо. Темно-синий горизонт, почти черный у земли, через фиолетовый и коричневый цвета переходил в бирюзовый и снова терялся в темноте ночи.

Звезды были рядом, не мерцая.

Посадка. Рулежка к приземистому зданию аэропорта.

Светлеет. Солнца еще нет, но небо залито бирюзой. Пока шло оформление в таможне и с паспортами, стало совсем светло. Солнце было уже где-то рядом, под горизонтом, и его золотящее присутствие уходило в сторону, где должен был простираться Багдад.

Меня встретили, и на стареньком дребезжащем «москвиче» мы поехали к городу по прямому, уходящему острой спицей к горизонту, шоссе. Скорость — сто сорок! Водитель — инженер из торгпредства — беспрерывно сигналит. Я поглядываю на него. И он объясняет:

— В Ираке при езде на автомобиле следует исходить из неписаного правила: пешеход или водитель другого авто — «круглый идиот», и нужно ожидать самых неожиданных поворотов, доворотов или переходов на шоссе.

Шоссе разделено кустами, по виду напоминающими нашу акацию. По обочине — пальмы, пальмы и пальмы. Как позднее я узнал, их на этом кусочке аравийской земли — более тридцати миллионов.

Пыльно. Город встает передо мной в золотой дымке. Слева к нам приближается огромный пламенеющий силуэт с двумя минаретами мечети Аль-Шухада, которая была построена поляками, выигравшими конкурс архитекторов. Силуэт купается в запыленном воздухе, пронизанном золотистыми лучами солнца.