Тайная жизнь разведчиков. В окопах холодной войны

— Знакомьтесь. Это Бодров — пытливый сотрудник, выезжал в короткие командировки в Бельгию и Англию. Это как раз тот, которого ты хочешь видеть в своей «точке» в Токио по линии НТР. Он специализируется по химии, артиллерист… Молодость? Ну, этот недостаток со временем проходит.

Я пожал руку худощавому, высокому и подтянутому человеку с изучающим собеседника взглядом. Это был руководитель токийской «точки», которая все чаще и чаще фигурировала в кругу сотрудников НТР, как имеющая прямые выходы на информацию американского происхождения.

Короткая беседа-смотрины привела к тому, что я получил приказ готовиться к уходу «под крышу» в Минвнешторг и затем выехать в Японию. Задание: наладить работу по добыванию информации по линии химических интересов НТР и в первую очередь из США. Для работы под прикрытием и за рубежом мне предстояло подготовить легенду-биографию, причем не только по документам, но и фактическую: «изобрести» для себя новую профессию. Естественно, я продолжил в легенде «нефтяное направление» — нефтепереработка стала основой новой профессии. Изучил и законспектировал три тома учебника по нефтепереработке — все эти крекинги, реформинги, платформинги… Разобрался в структуре Миннефтепрома, опирался на знания отца-нефтяника и брата-студента нефтяного института. Побывал со стажировкой на нефтеперерабатывающем заводе, на заводе производства спецмасел и автопокрышек, особое внимание обратил на пребывание в стенах НИИ, специализирующегося в области производства и переработки пластмасс — новой отрасли с перспективой.

Так, шаг за шагом, формировалось мое разведзадание: нефтепереработка, нефтехимия, смазки, синтетические каучуки и пластики, а из особых — химические отравляющие вещества. Последнее было логическим продолжением интересов Японии в этой области: в годы войны эта страна активно создавала и испытывала на людях ОВ и химбакоружие. А как сейчас? Ведь если знаешь вещество, то сможешь от него защититься? Вот это и надо было выяснить там, в стране.

Наконец документы прикрытия были готовы, и — о радость! — на основании положения о выезжающих за рубеж мне выделили комнату — первую свою собственную. Правда, там уже жили в двух, по десять метров каждая, пять человек. И мой сосед из разведки попросил уступить ему мою комнату, взамен же его подразделение обещало дать мне другую, не хуже. Случилось так, что я получил через него отдельную, хотя и крошечную квартиру вдали от центра, на берегу Москва-реки.

Это была типичная квартира в «хрущевском» доме — девятиэтажном, панельном. Якобы народ прозвал эти дома «хрущобами» от слов: «Хрущев», как инициатор массового дешевого строительства таких домов, и «трущоба» — самые худшие жилища во всех частях мира, населенные беднейшими слоями населения.

Но это было несправедливо: Никита Сергеевич дал людям жилье задолго до назначенного им самим времени построения коммунизма в нашей стране, то есть задолго до восьмидесятого года. Лично моя радость по получению этой квартиры была более чем искренней.

Через несколько дней мы въехали в квартиру — я, жена и трехлетняя дочка. В доме ничего не было, кроме детской кроватки и двух раскладушек. Приобретать мебель было поздно — приближался отъезд в Японию.

За несколько дней до отъезда во входную дверь квартиры был врезан замок от сейфа, который изготовил слесарь, специалист по сейфам с Лубянки. Этот умелец ремонтировал все сейфы в КГБ, тайно подрабатывая изготовлением сейфовых замков для частных лиц — сотрудников грозного ведомства. Рассказывали, что в прошлом он был один из последних «медвежатников», специалистов по взлому сейфов.

Легенда гласит, что однажды, еще в двадцатые годы, его привезли прямо из тюрьмы для вскрытия какого-то сложного замка в иностранном сейфе. Сделал он работу быстро и стал желанным специалистом, которого все чаще и чаще привозили в грозное ведомство госбезопасности. Наконец, всем надоело возить бывшего «медвежатника» на работу к чекистам и он был досрочно освобожден, проверен и взят в штат слесарей здания на Лубянке.

Архиважное доверие аса разведки

Высокоорганизованный мозг чекиста-разведчика — Леонида Романовича вычислил меня среди моих коллег и увлек на путь активного противостояния запретным санкциям КОКОМ, комиссии по контролю за поставками в Союз технологий и оборудования, запрещенных к ввозу.

Наступил странный для меня день. Казалось, я уже почти приготовился к выезду, точнее к переходу «под крышу» для стажировки в Минвнешторге, — и вдруг вызов к Власу.

В то время вызов рядового сотрудника к руководству не был чем-то необычным. Влас любил беседовать с теми, кто вел дела оперработников, работающих за рубежом. Смущало то, что Влас не озадачил меня заранее: какое дело следовало захватить с собой. Правда, одно уже второй день лежало у него.

В назначенное время я был у кабинета Власа — святая святых НТР. Короткое «войдите» впустило меня во вместилище разума, которое оживляло, направляло и материализовало работу НТР.