Тайная жизнь разведчиков. В окопах холодной войны

— Глубокое? — хитро посмотрел на меня мой руководитель и собеседник. — С максимумом работы «по крыше»? И все усилия на одно, конкретное задание? В ярко очерченные сроки? Прикрытие — фактор в работе? Как фон и обеспечение ее на одном важнейшем направлении…

Влас буквально засыпал сам себя вопросами, а я стал понимать, что он проверяет мои мысли по этим положениям. Жестом, взглядом, живостью речи Влас выражал явное удовлетворение беседой. Таким я его никогда не видел и — увижу ли еще раз? Прошли еще несколько мгновений, и под тяжестью забот Влас угас, раскованность исчезла, уступив место голому рационализму. Передо мной был уже Влас, «застегнутый на все пуговицы».

— Ну, вот… Ты и сам почти сформулировал кредо твоей будущей жизни в разведке, нашей энтээровской, — и затем задумчиво добавил: — Может быть, это твоя оперативная судьба, трудная, но сверхинтересная… Предоставляется возможность проявить свои человеческие качества… Как-то ты воспользуешься такой возможностью?

И хотя я сам излагал предположения и слышал рассуждения Власа, увязать все в стройную систему, особенно в свете моей персоны, не мог, но интуитивно понимал, что Влас уже наметил мое использование в конкретном направлении — иначе зачем весь этот разговор столь двух разных по опыту сотрудников?

А дальше пошел разговор, который я рассматривал как прозорливость и доверие моего нового Учителя и Наставника, как я уже в ходе этой беседы про себя окрестил Чекиста-Разведчика. Он пытался в короткой беседе дать мне заряд оперативной направленности на всю будущую мою жизнь в разведке.

— Я ищу талантливых исполнителей для нашего общего дела… Кстати, ты читал перевод книги американского разведчика Ладисласа Фараго?

— Да. Конечно, в разведшколе изучал весьма тщательно, нас там книгами о чужой разведке не баловали…

— Изучал? И что же более всего обратило на себя внимание? Ну, например, в его оценке русской разведки, нашего разведчика?

Книгу я действительно штудировал основательно, делал выписки. Десяток копий ее перевода хранились в спецбиблиотеке под грифом «ДСП» — для служебного пользования. Это было издание «Академкниги» для узкого круга: партверхушки, госбезопасности, МИДа. Простому смертному литература о разведке, тем более вышедшая из-под пера супершпиона американца венгерского происхождения, была недоступна.

Мой собеседник ждал ответа.

— Он отзывается о наших разведчиках, как настроенных на командное руководство… Говорит, что они — догматики: «… они быстрее прекратят выполнение разведзадания, чем нарушат инструкцию Центра…»

— Верно, очень верно… Но Фараго заметил и еще одну существенную деталь во взаимоотношениях наших руководителей и исполнителей. К сожалению, после разгрома разведки в начале пятидесятых годов люди стали осторожничать. И если есть лазейка между делом и серьезным риском, предпочитают на риск не идти. Даже ради дела. Порой весьма серьезного и архиважного для страны. Это реалии сегодняшнего дня, и не учитывать их в настрое сотрудников нельзя.

— А как же работать?

— Вот поэтому мы и беседуем сегодня. Нужны неординарные исполнители. Самостоятельно мыслящие, способные синтезировать многие человеческие достоинства в единое целое. В «ядро» для пробивания стены эмбарго…

Влас задумчиво посмотрел на меня и улыбнулся той редчайшей улыбкой, которую я наблюдал только в этой беседе, на приватном уровне. Меня поразило то, что это была улыбка застенчивого человека, переживающего глубокое раздумье. Чувствовалось, что мой руководитель решал очень сложную задачу, видимо в которой отводилось место и мне.

— Давай так. Что бы ты делал, если бы был предоставлен сам себе при добыче образца, нужного нашим военным? Посоветоваться не с кем. Риск велик. Если дело сорвется, на карту поставлено пребывание в стране. Могут выдворить, а могут и посадить в тюрьму…

— Я пошел бы на риск. Конечно, взвесив все «за» и «против». Тщательно продумав узкие места.

— Рискнул бы?

— Конечно, если есть хотя бы несколько шансов — нужно действовать.

— А отъезд из страны? Провал? Личные планы? Угроза ареста? Наконец, суд…

— Ну, в нашей семье — это все на последнем месте. Это у нас от отца, у меня и брата. Для нас — и в первую, и во вторую, и в третью очередь — только дело, работа…

Влас взял в руки тонкую палочку и, чуть помедлив, передал ее мне.

— Это — к вопросу об оценке сотрудников для выполнения заданий особо значимого и острого характера. Для работы на перспективу, мне представляется, ты подходишь! — уже тверже добавил Влас.

Я хотел открыть папку, но Влас жестом остановил меня. Медленно, очень медленно, глядя в глаза, сказал:

— Есть одно главное стержневое качество в разведчике — это ответственность, переходящая в надежность. За годы работы с различными сотрудниками мне удалось «вывести формулу» — я ведь химик по профессии. Формулу четырех «О»…

Беседа принимала окраску высшей степени доверительности, на равных. Влас делился с молодым разведчиком сокровенным — «технологией» разведывательного успеха, обращаясь к моему личному «Я» как средству вовлечения в серьезную работу.