Тайная жизнь разведчиков. В окопах холодной войны

— Оправданный риск, хорошо продуманный риск — это вершина оперативной работы. «Высший пилотаж» разведчика. Решение же идти на риск вырабатывается всем разведывательным и жизненным опытом.

Чуть помедлив, Влас добавил:

— Мы — не Джеймсы Бонды. Наша изворотливость — это умение действовать в рамках законов той страны, в которой тебе придется работать… Завтра, в среду, прошу к 16.00 возвратить папку назад. Жду, — неожиданно закончил Влас.

Выйдя из кабинета в тупиковой части коридора, я задержался, чтобы унять все же возникшее чувство волнения. Мой коллега-одногодок, проходя мимо, громким шепотом посочувствовал мне, видимо предполагая, что Влас дал мне нагоняй. Выдавал мой внешний вид — вид озадаченного человека. Чтобы не разочаровывать коллегу, я кивнул в знак согласия с ним. Мысли роились в моей голове…

В мире шла настоящая экономическая война. Воевали друг против друга не только идеологические противники, но и союзники. Американский военно-промышленный комплекс, создав барьер в виде КОКОМ, диктовал научному и техническому миру Земли, кому и сколько выделить технологий, особенно наукоемких, чтобы не иметь серьезных конкурентов в торговле американскому бизнесу. Речь шла и о торговле вооружением. Идеология идеологией, а бизнес есть бизнес.

KOKOM работала и против союзников США, а значит, это была брешь, в которую нам следовало устремиться, решая задачи ГРАДа. Не в лоб, так с территории третьих стран, тех же Японии, Англии, Франции, ФРГ…

О чем поведала «теневая» папка

Длинным коридором я шел к своему кабинету и думал о папке с отзывами обо мне. Подойдя к комнате — пристанищу группы «химия», я уже знал, что ознакомлюсь с ней, не вызывая подозрений, в нерабочее время.

В интересах дела мы часто приходили в отдел за час до начала рабочего дня, а то и за два. Этим я и воспользовался. На другой день, сразу после семи утра, я был в своем кабинете. На всякий случай навалил на стол оперативные дела и часть из них раскрыл. Среди них положил заветную папочку с содержимым, столь мне желаемым.

Быстро просмотрев документы в папочке, я был несколько удивлен подбором авторов отзывов. Из нашей Быковской железнодорожной школы отзывы начинались бумагой «Костыля» — завуча и учителя географии. Придя с фронта раненым, он ходил с палочкой, прихрамывая. Затем шли отзывы «Трех сестер» — литераторш, среди которых и отзыв моего «личного врага» — педагога с дореволюционным стажем. Именно она больше всего выступала против моего пребывания в аэроклубе. Отзыв «Моржа» — математика, военрука и даже «Раисы-крысы» — нашей художницы, с которой у меня на почве отношения к живописи возник затянувшийся конфликт. Завершались школьные отзывы мнением нашего спортсмена, руководителя ЮСШ — юношеской спортивной школы.

Школьные отзывы сводились к следующему. Очень энергичный, даже слишком. Способный к многоплановой работе, во всем ищет творческое начало. Чужд эгоцентризму. Претендует на лидерство, завоевывает его смекалкой, фантазией и умением аргументированно убеждать. «Костыль» писал: «…своей беспокойной натурой доставлял учителям школы много хлопот, а творческим подходом к общественной работе — гордость за оригинальные решения…» Он отмечал, что к празднованию 800-летия Москвы я самостоятельно разработал и изготовил макет Спасской башни Кремля и ворот древнего деревянного Кремля. Говорил, что был неизменным и активным участникам всех школьных мероприятий, бессменным редактором стенной газеты.

«Личный враг», которая за мое вступление в аэроклуб оставила меня на осеннюю переэкзаменовку по русскому языку, удивила меня и порадовала. Ее краткий отзыв говорил, что неординарность мышления заносила меня, но «жажда познания мира через книги вызывала уважение к характеру…» Ага, дорогая Мария Васильевна, у меня характер есть. Почти восьмидесятилетняя учительница признавала, что мне было свойственно неучебное видение героев книг с их человеческими чертами.

Коротко отозвался и наш любимый руководитель юношеской спортивной школы: «…волевой, надежен. Ни разу с лыжни не сошел…»

Подмеченные в школе черты характера подтверждались и дополнялись в отзывах из военно-морского училища. Боевые командиры — наши наставники разбирали по косточкам, взвешивая «за» и «против» в моем характере. Но в чем-то они сходились: человек чести, высокой работоспособности, артистичен, любитель живописи. Отмечалось, что знания многосторонние, в подтверждение чего приводился пример с регулярным чтением выходивших из печати томов Большой советской энциклопедии.

Мой наставник и первый преподаватель специальной чекистской дисциплины в школе, в военной контрразведке в Тбилиси, бывший сотрудник зловещего «Смерша», категорически доказывал, что в органы пришла неординарная личность. Говорил Леонид Степанович и о недостатках, особенно о разбросанности, но отмечал этот факт как «болезнь избытка энергии и трудностей становления бойкого характера».