Тайная жизнь разведчиков. В окопах холодной войны

Запомнилось еще одно — многословие растворяет главную мысль. Лаконизм стал с этого момента моей навязчивой идеей, если только ради дела не нужно было «пренебречь» этим положением при общении.

Когда Чекист-Разведчик предложил стать членом Группы Разведчиков Активного Действия, мне было двадцать восемь лет. Из них на воинской службе — десять и в органах — пять. Конечно, не только военно-морское училище и дела чекистские формировали меня со всеми плюсами и минусами. Как всякий человек, я жил по японской пословице: «посеешь поступок — пожнешь привычку, посеешь привычку — пожнешь характер, посеешь характер — пожнешь судьбу».

Подготовка к работе в Японии

Я изучал литературу об этой замечательной стране, беседовал с теми моими коллегами, которые уже поработали там. Тщательно разбирался с делами, в которых содержались оперативные связи из числа японцев.

Наше химическое направление к моменту моего ухода «под крышу» и отъезда за рубеж возглавлял Николай Прокопьевич, фронтовик и бывалый разведчик, человек веселого нрава. Он любил нестандартные решения даже в такой области нашей работы, как присвоение псевдонимов оперативным связям, о которых писали мои коллеги из-за рубежа. Уважая шутку и подмечая юмористические стороны нашей повседневной жизни, Николай Прокопьевич превращал поиск звучного псевдонима в своеобразное соревнование между сотрудниками-«химиками». Мы по нескольку раз предлагали ему имена-клички, а он все шутил:

— Что, химики-лирики, иссяк родник фантазии? — Он ожидал, чтобы кличка «стреляла» своим звучным и коротким именем.

Настала пора придумывать мне псевдоним к собственному личному делу. Николай Прокопьевич развернулся тут вовсю — пять-шесть псевдонимов ему не понравились, и он требовал еще и еще, говоря, что псевдоним личного дела — это на всю оперативную жизнь. Он был прав в том, что легкие решения даже в этом вопросе не делают чести сотруднику. Шутка здесь — лишь возможность начать оперативную работу с хорошо продуманной формы собственного дела, которое будет в руках десятков людей, причем многие годы.

Псевдоним?! Казалось, очень просто: берешь отчество матери или отца, брата жены и так далее… Уже первая попытка упростить процедуру поиска псевдонима потерпела неудачу.

— Не смеши меня, дорогой, — удивленно воскликнул мой шеф, — это я уже слышал сто раз! Где фантазия? Где полет мысли? Где молодое видение проблемы?

С псевдонимом «Григорьев» мне явно не повезло, и совет старшего товарища взять его от имени моего дяди-журналиста не помог. Шеф в считанные секунды убедил меня в моей неправоте. Спасение было найдено среди звучных имен, окружающих самого шефа. Мы узнали, что он родом из старинного русского городка, и его название я предложил после нескольких неудачных попыток получить согласие на псевдоним. Конечно, это всё были шутки, но они оживляли наши будни и вносили юмористический накал в повседневность.

При очередном докладе я вскользь сказал Николаю Прокопьевичу, что хотел бы предложить очередной псевдоним, да раздумал. Но шеф уже насторожился:

— Какой? Выкладывай…

— Трубеж.

— И чем же он не нравится тебе?

— Похоже на собачью кличку.

— Э, дорогой… Зато никогда и ни у кого не будет такого звучного псевдонима. Одобряю!

Конечно не будет, подумал я: не так много начальников вышло из этого городка, тем более в НТР. Я вздохнул с облегчением, хотя и сожалел, что шутка уже закончилась — ведь мы несколько дней жили этой веселостью нашего шефа, которого глубоко уважали за настоящий профессионализм и пытливость души даже в малом.

В среде разведчиков официальное правило гласило: вместе не собираться, ресторанных застолий избегать. Но это официально, а в жизни? В жизни — наоборот. Такова уж жизнь разведчика: лед и пламень — конспирация и ее отсутствие.

В кругу нашей группы «химия» было решено, что мой отъезд я отмечу в ресторане, в крайнем случае в хорошем кафе. Другое правило гласило: нужно согласие начальства. С одной стороны — начальник желанный гость, а с другой — не подвести бы начальство, то есть Николая Прокопьевича.

В надежде, что мой шеф возьмет грех разрешения на себя, я отправился в его кабинет.

— И слышать не хочу, и знать ничего не знаю! — замахал руками темпераментный шеф.

Я расстроенно молчал.

— А когда это будет?

Я назвал дату.

— Нет, нет и нет! А где это будет? — быстро спросил Николай Прокопьевич.

Я пояснил.

— Нет, нет и нет… А во сколько?

Я сообщил время.

— Нет, нет, нет…

С тем я и ушел. Рассказал коллегам о разговоре, и мы решили, что прощальный ужин проведем без шефа. О, как мы ошибались, но не разочаровались!

Ровно в назначенное время сияющий шеф вошел в кабинет, где собралась наша компания. Не спрашивая разрешения, он взял руководство застольем в свои руки и показал образец тамады, с ролью которого блестяще справился.

За пару дней до отъезда, но уже в узком кругу, я отметил свое отбытие в Страну восходящего солнца дома, на новой квартире. Вместо стола у нас была снятая с петель дверь, которую мы поместили на уложенные чемоданы.