Тайная жизнь разведчиков. В окопах холодной войны

— Самая большая трудность и в то же время оперативная возможность — это автономность действий, без раскрытия кому-либо приемов их осуществления. Приемы — это твое личное «ноу-хау» накапливай его и совершенствуй. Приемы могут выходить за пределы общепринятых норм работы, даже в рамках разведки.

Далее Влас пояснил, что задание на работу по линии ГРАДа будет даваться условным сигналом, исполнение должно выглядеть как обычная оперативная работа. Но как «градовец» — с повышенной активностью, гибкостью, если нужно, риском.

— Перед кем я буду отчитываться? Кто подаст сигнал и примет результаты работы, обсуждение их?

— Ни перед кем. Это внешне будет рядовое задание. О спецзаданиях буду знать только я и начальник разведки. С ним твоя кандидатура предварительно согласована.

Я понял, что мое включение в группу было тщательно взвешено и решение принималось на высшем разведывательном уровне. Мысль о моем особом положении в разведке на секунду щекотнула мое самолюбие.

— …сигнал будет подаваться условным кодом, — продолжал Влас. — Твой номер — «Х-301», где «X» — группа «химия», то есть приоритет в постановке разведзадания по химической проблематике. «301»… Как ты думаешь, что означает это число?

И не давая мне опомниться, Влас расшифровал его:

— 301 — это три «0» и твой порядковый номер из занятых по линии химии в группе ГРАДа.

— Значит, я первый, кого зачислили в группу ГРАД? Кому доверили особые полномочия? — с волнением высказал я свои предположения.

— Как видишь, это так. И не жди особых наград, привилегий… Шумного, публичного в рамках службы признания. Главная привилегия — доверие и допуск к разведработе с особыми полномочиями. Это ли не высшая награда?

Влас завладел всем моим вниманием, переворачивая во мне все жилочки желаний и намерения работать. Мое безраздельное доверие к нему возрастало и как к человеку, и как к разведчику.

И я решился на сокровенное признание.

— По характеру я не безразличен к похвалам, но то, что мне предлагается!.. Доверие оправдаю. Буду хитер, ловок и осторожен, предельно логичен и продуманно рискован.

— Отлично. В папочке ты найдешь отзыв о твоих усилиях в области изучения нефтепереработки. Это когда ты готовил легенду для выезда на конгресс нефтехимиков в Лондон. Похвально! Вот и возьми этот принцип «обстоятельности» за эталон подхода к делу.

И Влас продолжил, видимо, вспоминая, как он узнал о моей работе над тремя томами учебника по нефтепереработке.

— Тысячи полторы страниц законспектировать — это ли не характеристика для человека, разведчика! Выполнял ты эту работу самостоятельно — и по срокам, и по объему. Сроки, причем, были сжатыми… Это мне импонирует в людях.

Своим поведением во время беседы Влас вселял в меня уверенность в способности быть членом ГРАДа. Он лучше, чем кто-либо другой, понимал сложность задачи. Но сделав ставку на человека, помогал ему проникнуться этой заботой о порученном деле, важностью права вести борьбу с всемогущим КОКОМ в одиночку.

Защищая меня, как оперработника и личность, Влас сказал об официальной стороне этого дела:

— В твоем личном деле будет специальный, всегда запечатанный конверт, доступ к которому ограничен: только начальник разведки и начальник НТР. В пакете будет находиться справка-мандат на особое поручение с указанием дополнительных, чрезвычайных прав при выполнении спецразведзаданий, самостоятельность в оценке обстановки, принятии решений и действиях.

Влас объяснил мне, что задания будут трудные и связаны они с деловыми людьми. Поэтому мне и было предложено работать «под крышей» Минвнешторга, и уже идет полноценная работа по выводу меня туда. Туда я уйду до конца года, причем в одно из ведущих внешнеторговых объединений, связанного со значительными объемами закупок химического оборудования и ноу-хау из интересующих разведку стран Европы и Японии.

— Ты не сможешь поделиться своими особыми правами или даже упомянуть о них ни с кем из начальников на всех уровнях. Но в экстремальных ситуациях можно обратиться ко мне либо к самому начальнику разведки.

— Что можно считать «экстремальным случаем»?

— Во-первых, провал операции «по твоей вине» — риск и провал, который лично для тебя грозит отлучением от активной разведработы или увольнение из разведки вообще. Во-вторых, угроза увольнения из органов госбезопасности из-за «превышения оперативных полномочий» при работе по заданию ГРАДа. Вовне это может выглядеть как нарушение плана и договоренности с руководством. Это, ты знаешь, руководство не любит… Именно в этом нас обвиняет Фараго. И, наконец, в-третьих, — наше судебное преследование в результате провала операции по заданию ГРАДа, о чем «судьи» не могут знать.

Влас помолчал и подчеркнул, что именно эти случаи могут быть основанием для обращения к нему:

— В первую очередь ко мне… Теперь иди.

Влас дал мне оперативное дело из нашей группы «химия», которое пролежало у него несколько дней, и сказал, что оно будет предлогом захода к нему и пребывания в его кабинете столь долгое время. Прощаясь, он еще раз подчеркнул, что права и обязанности должны соизмеряться со степенью риска.