Тайная жизнь разведчиков. В окопах холодной войны

Уeзжaл я в эту далекую и тревожно-манящую страну с неспокойным сердцем: почему-то в голову лезли мысли o моем бывшем школьном товарище Борисе-Угре и о заданиях по скрытому ото всех взоров ГРАДу. Одно радовало: неизвестность — это, как и добрая шутка-экспромт, моя стихия. Справлюсь ли только с новыми заботами и заданиями?..

Глава 3 Справедливый «шпионаж» (1963–1965: Япония)

Из Москвы на Японские острова было два пути. До Хабаровска — самолетом, это десять часов. Затем — поездом до Находки, еще сутки, и пароходом до Иокогамы, это еще двое суток. А уж от этого японского порта до Токио — рукой подать, часа за полтора на автомашине. Другой маршрут — Ташкент — Дели — Бангкок — Гонконг — Токио. Быстро и ново. Мы выбрали «незнакомый» маршрут.

В Дели была ночевка в местной гостинице, с мириадами звезд на бескрайнем восточном небе. Все бы ничего, но к утру мы обнаружили, что дочка, трехлетняя Иринка, вся горит, видимо простудилась. В момент вылета в Москве было градусов 10 мороза и мела поземка, а в Индии — жарковато и духота. В Дели мы меняли нашего трудягу «Ту-104» на комфортабельный «Боинг-707» и решили рейс не откладывать.

В салоне «Боинга» прохладно, Иринка спит, и кажется — ей лучше. Неприветливо встретил Бангкок: нам, как советским людям, не дали войти в помещение аэропорта, где все пассажиры отдыхали часа полтора. На стоянке кондиционер в «Боинге» был отключен, и жара достигла градусов в пятьдесят.

Прибыли в Гонконг — ситуация та же. Даже просьба врача войти в положение больного ребенка не дала результатов. К жаре добавилась влажность. Мы были идейные враги из другого мира, и инструкции охраннику четко определяли, как вести себя с людьми из-за «железного занавеса».

Посадочная полоса, на которой стоял наш авиалайнер, выдавалась в море далеко-далеко. Фактически при полном безветрии влажность достигала уровня русской бани. Стюардессы оставили нам кучу салфеток и ведерко со льдом. Иринка тянулась ко льду, но это ей строго возбранялось. Охранник сжалился, видя нашу больную дочку, с которой Нина сидела поближе к выходу. Он разрешил ей и дочке выйти на трап самолета, где было все же больше воздуха. Мне он указал на кресло и произнес глубокомысленно: «ноу» — то есть нельзя.

То ли время пришло, то ли парилка в самолете помогла, но к моменту приземления в аэропорту Ханеда в Токио наша дочурка пришла в себя и даже попросила поесть. Что-что, а аппетит у нее всегда был отменный, о чем говорила ее более чем пухленькая фигурка.

Еще в самолете мне думалось о превратностях судьбы человека. Шел шестьдесят третий год, а мне тридцатый. Убаюкивающий гул двигателей настраивал на размышления. В суете подготовки к отъезду задумываться было некогда. Теперь — другое дело. Есть время и желание осмыслить прошлое — далекое и недавнее, подумать и о будущем.

Как при запущенной в обратную сторону ленте в киноаппарате, я всматривался в быстроменяющиеся вехи жизни: приход в НТР и первый визит в Англию, а еще ранее — разведшкола, перед учебой в которой были Особый отдел Северного флота и школа военных контрразведчиков. А вот «кадры» из военно-морского училища и аэроклуба в Подмосковье…

Память скользила по этим вехам, но все чаще и чаще высвечивались два тревожащих меня момента: работа в Токио и… вероятность появления Угря — моего бывшего школьного товарища. С ним меня судьба сводила в бытность учебы в морском училище (там он чуть не застрелил меня), в контрразведывательной и разведывательной школах, на работе на Севере. Все говорило о том, что Угорь принадлежал к какой-то западной спецслужбе, но четырежды ускользал от наших органов госбезопасности при более чем странных обстоятельствах. Тревожила регулярность появления его в моем поле зрения.

Чем ближе мы были к Стране восходящего солнца, тем чаще мысли задерживались на этом островном государстве.

У подножья «чуда»

Какая она, Япония? Конечно, я познакомился заочно с этой уникальной страной, беседовал с коллегами, побывавшими там. И все же? Почему ее называют «загадочной», что это за «восточное чудо»? Как уживаются три религии и влияют на образ жизни и всех сторон их бытия?

Шаг за шагом это все стало познаваться мною изо дня в день. И столь глубоко проникло в мою душу, что в чем-то изменило мое представление об общении человека с внешним миром, миром живой и «мертвой» природы.

Знакомство с оперативной обстановкой в Токио началось буквально у трапа самолета: всех пассажиров «обстреляли» вспышки фотографирующих — то ли родственников, то ли журналистов, то ли спецслужб.

Встречающие меня коллеги нашу семью не узнали. Как говорили они потом, их смутила Нина в ее полупальто западного образца — мой подарок из Туманного Альбиона. И только одежда дочери явно московского пошива позволила им уверовать, что мы из России.

Во время посадки в торгпредскую автомашину один из встречавших обратил мое внимание на скрытное фотографирование.