«В четырнадцать лет ее растлили, а в шестнадцать она стала патентованной проституткой, с желтым билетом и с венерической болезнью. И вот вся ее жизнь обведена и отгорожена от вселенной какой-то причудливой, слепой и глухой стеною. Обрати внимание на ее обиходный словарь — тридцать — сорок слов, не более, — совсем как у ребенка или дикаря: есть, пить, спать, мужчина, кровать, хозяйка, рубль, любовник, доктор, больница, белье, городовой — вот и все. Ее умственное развитие, ее опыт, ее интересы так и остаются на детском уровне до самой смерти, совершенно так же, как у седой и наивной классной дамы, с десяти лет не переступавшей институтского порога, как у монашенки, отданной ребенком в монастырь. Словом, представь себе дерево настоящей крупной породы, но выращенное в стеклянном колпаке, в банке из-под варенья. И именно к этой детской стороне их быта я и отношу их вынужденную ложь — такую невинную, бесцельную и привычную… Но зато какая страшная, голая, ничем не убранная, откровенная правда в этом деловом торге о цене ночи, в этих десяти мужчинах в вечер, в этих печатных правилах, изданных отцами города, об употреблении раствора борной кислоты и о содержании себя в чистоте, в еженедельных докторских осмотрах, в скверных болезнях, на которые смотрят так же легко и шутливо, так же просто и без страдания, как на насморк, в глубоком отвращении этих женщин к мужчинам, — таком глубоком, что все они, без исключения, возмещают его лесбийским образом и даже ничуть этого не скрывают. Вот вся их нелепая жизнь у меня как на ладони, со всем ее цинизмом, уродливой и грубой несправедливостью, но нет в ней той лжи и того притворства перед людьми и перед собою, которые опутывают все человечество сверху донизу».
Василию Перову нужна была острая социальная драма, художник вообще всегда хорошо чувствовал, какие общественные проблемы являются наиболее актуальными.
Но тогда почему так произошло, что изначально острая и мрачная картина смерти молодой проститутки по завершении работы превратилась в нечто другое? Откуда это солнечное сияние на куполах церквей, почему в работе этого художника-реалиста, который никогда не пытался смягчить страдания, героиня совсем не похожа на утонувшую девушку? Ведь правда, не видно на ее лице явных следов насильственной смерти, она, скорее, просто прилегла отдохнуть на берегу. Ну и последний вопрос: откуда на безымянном пальце проститутки появилось обручальное кольцо, которого не было на первом варианте? Действительно, получается очень странно. Перед нами тайна, завесу которой приоткрыл сам художник накануне смерти.