– Понимаете, я пытаюсь найти ваш вход, но, кажется, не вижу вас, ребята…
– Не волнуйтесь… Где вы находитесь? Рядом с «Теско»?
– «Теско»? – удивленно переспросила женщина. – Не знаю, что это такое, но не беспокойтесь. Похоже, я вас нашла.
– Прекрасно. Подходите к дверям и звоните. Я встречу вас в приемной.
Больницы обычно запираются на ночь, а общение с клиентами происходит по внутренней связи. Это неудивительно, если учесть, какое количество дорогих лекарств обычно хранится в таких местах.
Моя собеседница явно удивилась:
– Подождите, разве я не могу просто войти?
– Нет. Извините, но в такое время все закрыто. Не волнуйтесь, просто позвоните…
Мои слова запутали женщину еще больше.
– Но я вижу внутри людей, – сказала она. – Я вообще не понимаю, о чем вы говорите…
– Откуда вы звоните? Наша приемная закрыта. В больнице только медсестры и я.
– Я же сказала, я звоню из округа Кент, – раздраженно повторила женщина.
Я начал что-то понимать.
– Округ Кент… А где это?
– Округ Кент, Онтарио, разумеется!
За американский я принял канадский акцент.
– Извините, похоже, вы ошиблись. Наша клиника находится в пригороде Лондона, в Англии.
Женщина смутилась, а я пожелал здоровья ее любимцу. Время у меня было, и я порыскал в Интернете. Действительно, в канадском округе Кент обнаружилась клиника West Vets. После этого звонка я одержал бесспорную победу над своими коллегами.
Впрочем, не все в нашей работе было так весело. Ночные дежурства – это серьезное испытание. Иногда первые несколько часов проходят спокойно, а потом на ветеринара обрушивается вал звонков с интервалом в полчаса. Порой с самого начала смены в восемь вечера начинаются консультации и продолжаются до часу ночи.
А некоторые ночные дежурства превращаются в настоящий кошмар.
Я работал уже около года. В больнице я вполне освоился, работа в приемном покое меня устраивала. По ночам мне приходилось иметь дело с самыми разными экстренными случаями. Ко мне привозили сбитых машинами собак, покрытых боевыми ранами котов, которые отсутствовали дома несколько дней и вдруг решили вернуться в два часа ночи. Мне доводилось экстренно оперировать больных животных ради спасения их жизни. И все это делал я – с гордостью думал про себя. И вот как-то раз около полуночи мне позвонил некий Алекс. Судя по его тону, произошло что-то серьезное, но я никак не мог понять, что именно. Я пытался собрать воедино обрывки информации: «не знаю, в чем дело», «мама начала кричать», «обвиняет меня в насилии», «выбежала прочь», «собака ранена»…
Тут уж я решил его перебить:
– Подождите, подождите, Алекс… Что вы только что сказали? У вас есть собака и она ранена?
Я говорил решительно и уверенно, чтобы остановить непрерывный поток слов на другом конце провода. Мой тон возымел действие.
– Да, – кратко ответил Алекс.
– Скажите, чем нанесена рана? Где рана? Когда это случилось? Как себя чувствует собака?
Я выпалил все вопросы разом, но быстро сообразил, что слишком поторопился.
– Извините, Алекс, – сказал я, – давайте начнем сначала. Как себя чувствует собака?
– Вроде бы с ней все нормально… Она просто лежит на полу…
– Чем была нанесена рана? Ножом? Нож все еще в ране?
Мне показалось, что Алекс вполне способен справиться с несколькими вопросами одновременно.
– Ножом. Нож не в ране. По-моему, ее несколько раз ударили в живот.
Алекс справился – ответил на три вопроса разом.
– Кровотечение есть?
– Небольшое…
– А теперь, Алекс, слушайте меня внимательно. Туго заверните собаку в одеяло, особенно область живота, и привезите немедля в больницу.
Алекс все понял и обещал, что будет у нас примерно через двадцать минут. Я слышал, как где-то вдали кричит его мать. Алекс повесил трубку. Я был рад, что он взял в толк, что ему делать, и постарается приехать к нам как можно быстрее.
Десять минут с помощью ночной медсестры я собирал экстренный набор, препараты и инструменты. Пакеты с кровью, шприцы, иглы, кардиограф, кислородная маска, обезболивающие, все необходимое для наркоза на случай, если придется делать срочную операцию. Я почти закончил, когда снова зазвонил телефон. Я ответил на звонок, одновременно набирая в шприц обезболивающее. Когда заговорил мой собеседник, я чуть не выронил флакон.
– Здравствуйте, это полисмен Бейкер из полиции Северного Кента. Полагаю, именно вам сейчас сообщили по телефону о раненой собаке, верно?
Я отложил шприц с иглой и присел на стул.
– Совершенно верно. Мне звонил некий Алекс. Все нормально?
Голос у меня дрожал, словно я совершил какой-то проступок.
– Нам только что позвонила его мать. Похоже, у Алекса психическое заболевание и именно он ранил собаку.
На лице моем отразилось такое изумление, что медсестра Натали, которая дежурила вместе со мной, заметив это, уставилась на меня.
– Хорошо, – ответил я, не зная, что сказать в такой ситуации.
– Мы не думаем, что он опасен, но все же не хотели бы, чтобы вы общались с ним.
«Вот черт!» – пронеслось в голове. Я вовсе не собирался беседовать о погоде с человеком, который только что несколько раз ударил ножом собственную собаку.
– И что мне делать?