Это обязательно должно случиться. Мейбл не может здесь оставаться. Это он тоже решил, размышляя на палубе корабля о своем будущем. Слишком велик риск, что о ее болезни узнают и это поставит под вопрос качество его генов и генов Элинор. Должна же Элинор понимать очевидные вещи!
Остается лишь надеяться, что болезнь Мейбл – один-единственный дефект в родословной Элинор, поскольку это никак не может быть с его стороны, и не передастся их будущим детям.
Эдвард представляет, как с каждым новым ребенком будет добавляться радости, любви и счастья, все больше заполняя пропасть в его сердце. Эта пропасть появилась в 1917 году, в леденеющей грязи траншей на бельгийской земле. С тех пор как у Мейбл проявилась эпилепсия, пропасть превратилась в бездонную бездну, а вместе с ней в самой глубине его сердца поселилась неутихающая и недосягаемая боль. Невзирая на все его старания, вопреки всем попыткам развлечься и отвлечься, боль упрямо держится и только крепнет и нарастает, пока однажды не сделается совершенно невыносимой.
Лицо младенца странно исказилось, как будто Эдвард смотрит на него через стекло со скошенными краями. Только потом он соображает: это из-за слез. Он отворачивается от Элинор и быстро вытирает платком глаза.
– Пусть будет Джеймс, – слабым голосом говорит Элинор.
– Серьезно? – улыбается Эдвард, поворачиваясь к ней. – Ты не возражаешь?
– Не возражаю. – Она качает головой. – Для друзей – просто Джимми.
– Передать его тебе? – предлагает Эдвард.
Элинор вновь качает головой.
– Я ужасно устала, – признается она. – Не возражаешь, если я еще немного посплю? Может, потом позавтракаем вместе, когда я отдохну, а ты примешь ванну. Я бы с удовольствием.
Она ложится, отворачиваясь от Эдварда и Джимми.
– Конечно.
Эдвард осторожно возвращает Джимми в колыбель и на цыпочках идет к двери. Возможно, жена, накрывшись одеялами, уже не слышит, но он все равно говорит:
– Спасибо тебе, дорогая. Спасибо, что подарила мне Джимми.
IV