Таинственный мистер Кин

– Вне всякого сомнения, – ответил мистер Саттерсуэйт. – Правда, по моему опыту, никогда нельзя полагаться на то, что знаешь о человеке абсолютно все. В этом-то и заключается прелесть нашей жизни.

– А я все равно рискну, – рассмеялась Мадж, и они пошли переодеваться к обеду.

Мистер Саттерсуэйт опоздал. Он не захватил с собой своего камердинера, а распакованные чужим человеком вещи всегда сбивали его с толку. Когда он спустился, все остальные уже собрались, и Мадж сказала в современном стиле:

– А вот и мистер Саттерсуэйт. Я умираю от голода – прошу всех к столу.

Она пошла первой, вместе с высокой седой женщиной довольно необычной внешности. У нее был очень четкий резкий голос, а лицо было хорошо вылеплено и довольно красиво.

– Добрый вечер, мистер Саттерсуэйт, – прозвучал голос мистера Кили.

Мистер Саттерсуэйт чуть не подпрыгнул.

– Добрый вечер, – ответил он. – Боюсь, что я вас не заметил.

– Меня никто не замечает, – мистер Кили был печален.

Они вошли в столовую. В ней стоял овальный стол из красного дерева. Мистер Саттерсуэйт сидел между хозяйкой дома и невысокой темноволосой девушкой – очень энергичной, с громким голосом и выразительным смехом; правда, выражал он скорее желание хозяйки во что бы то ни стало смеяться всему, что говорилось за столом, а не то, что ей действительно было весело. Звали ее Дорис, и она относилась к тому типу молодых женщин, который мистер Саттерсуэйт почти ненавидел. По его мнению, с точки зрения искусства, такие женщины не имели никакого права на существование.

С другой стороны от Мадж сидел молодой мужчина лет тридцати, сходство которого с седой женщиной говорило о том, что они мать и сын.

А рядом с ним…

У мистера Саттерсуэйта перехватило дыхание. Это была не красавица. В ней было что-то гораздо более неуловимое и непостижимое, чем просто красота.

Она прислушивалась к довольно нудной застольной беседе, которую вел с ней мистер Кили, слегка наклонив голову. Мистеру Саттерсуэйту показалось, что она витает где-то высоко в облаках. Женщина была более воздушна и эфемерна, чем все остальные, сидевшие за овальным столом. Что-то в изгибах ее тела было красивым, более чем просто красивым. Она подняла взгляд и встретилась глазами с мистером Саттерсуэйтом – и ему наконец-то пришло на ум слово, которое он так мучительно искал.

Волшебство – вот как это называется. В ней было что-то волшебное. Она вполне могла принадлежать к существам, которые являются людьми только наполовину – к жителям Полых холмов[58], например. Все остальные в ее присутствии выглядели чересчур материально…

И в то же время она, как это ни странно, вызвала у него чувство жалости. Все выглядело так, как будто ее эфемерность сковывает ее. Мистер Саттерсуэйт задумался и нашел подходящий эпитет.

– Птица со сломанным крылом, – негромко сказал он.

Удовлетворенный, мистер Саттерсуэйт вернулся к теме своей беседы с Дорис, втайне надеясь, что девушка не заметила его невнимания. Когда она отвернулась к мужчине, сидевшему с другой стороны от нее и которого мистер Саттерсуэйт едва заметил, он негромко спросил у Мадж:

– Что это за дама сидит рядом с вашим отцом?

– Миссис Грэхем?.. Ах нет, вы имеете в виду Мэйбел… А вы разве не знаете ее? Мэйбел Эннесли, в девичестве Клайдесли – она из тех несчастных Клайдесли.

Несчастные Клайдесли. Он хорошо помнил историю этой семьи. Брат застрелился, одна сестра утонула, другая пропала во время землетрясения… Семья казалась проклятой. Эта женщина, должно быть, самая младшая в семье.

Неожиданно его размышления прервали. Рука Мадж тронула его под столом. Все были заняты разговорами, и она, чуть заметно, кивнула влево.

– Вот он, – произнесла она одними губами.

Мистер Саттерсуэйт быстро кивнул в ответ. Так значит, Мадж остановила свой выбор на молодом Грэхеме? Что ж, в том, что касается первого впечатления, выбор был вполне достойным. У мистера Саттерсуэйта был наметанный взгляд. Приятный, располагающий к себе, довольно прозаичный молодой человек. Они составят красивую пару, ни один из них не преподнесет неприятного сюрприза – здоровая светская молодежь.

В Лайделле были установлены старомодные правила, и после обеда женщины первыми покинули гостиную. Мистер Саттерсуэйт подошел к Грэхему и заговорил с ним. Эта беседа только подтвердила его первоначальное впечатление, однако он обнаружил нечто, что выходило за рамки нарисованного им портрета. Роджер Грэхем вел себя так, как будто его мысли находились где-то далеко, и рука его дрожала, когда он ставил свой бокал на стол.

Что-то его тревожит, тонко подметил мистер Саттерсуэйт. Может быть, это и не так важно, как ему самому кажется, но все-таки интересно, что бы это могло быть.

У мистера Саттерсуэйта была привычка съедать после обеда пару пастилок, чтобы помочь пищеварению. Не захватив их с собой, он направился за ними наверх, в свою комнату.

Возвращаясь в гостиную, мистер Саттерсуэйт пошел по длинному коридору на первом этаже. Примерно посередине этого коридора находилась комната, выходившая на террасу. Проходя мимо, он заглянул в нее – и замер.