Пенкроф убрал лишние верхние паруса, не желая быть застигнутым врасплох каким-нибудь неожиданным шквалом. Быть может, подобная предосторожность была излишня в столь тихую и спокойную ночь, но Пенкроф был опытным и благоразумным моряком, и за излишнюю осторожность нельзя было его осуждать.
Спилетт ночью по большей части спал. Пенкроф и Герберт сменялись через каждые два часа. Капитан полагался на Герберта, как на самого себя, и мальчик своим хладнокровием и сообразительностью вполне оправдывал такое доверие. Пенкроф вручал ему управление судном, как шкипер своему рулевому, и Герберт не позволял ботику сходить с указанного пути.
Ночь прошла спокойно; другой день плавания, 12 октября, был так же благополучен, как и первый. Направление к юго-западу строго сохранялось и в течение всего второго дня, так что если ботик не снесло каким-либо неизвестным течением, то он должен был подойти прямо к острову Табор.
Море было совершенно пустынно. Изредка какая-нибудь большая птица, альбатрос или фрегат, проносилась на расстоянии ружейного выстрела, и Спилетт задавал себе вопрос, не тот ли это могучий почтальон, которому вручен был его последний очерк, адресованный в «Нью-Йорк геральд». Эти птицы, казалось, были единственными существами, посещавшими область Тихого океана между островами Линкольна и Табор.
— А ведь в эту пору, — заметил Герберт, — китобои обычно отправляются в южную часть Тихого океана. Мне кажется, что нигде на свете больше нет такого безлюдного места.
— Уж не такое здесь безлюдье! — возразил Пенкроф.
— То есть? — спросил журналист.
— Да ведь мы-то здесь. Или наше судно представляется вам обломком кораблекрушения, а мы дельфинами?..
И Пенкроф расхохотался собственной шутке.
К вечеру, судя по расчетам, можно было предположить, что ботик прошел расстояние в сто двадцать миль за тридцать шесть часов. Ветер слабел и, казалось, мог совсем заштилеть.
Ни Спилетт, ни Герберт, ни Пенкроф не смыкали глаз в течение всей ночи с 12 на 13 ноября. Они с большим волнением ожидали наступления дня.
Сколько впереди неизвестного!.. Далеко ли еще до острова Табор? Живет ли еще на нем тот несчастный, к которому они спешили на помощь? Что это за человек? Не произведет ли присутствие его какого-либо раздора в маленькой колонии, до сих пор связанной такими крепкими узами дружбы и уважения?
Все эти вопросы не давали путешественникам спать всю ночь, и при первых лучах солнца они не без волнения начали вглядываться во все точки западной части горизонта.
Около шести утра Пенкроф крикнул:
— Земля!
Можно себе вообразить радость маленького экипажа «Благополучного»! Через несколько часов он будет на берегу острова…
Остров Табор, едва возвышавшийся над поверхностью моря, находился не более чем в пятнадцати милях. Ботик, несколько уклонившийся к югу, сменил курс. Восходящее солнце осветило невысокие холмы, разбросанные по острову.
— Да этот остров гораздо меньше нашего! — заметил Герберт. — Вероятно, как и остров Линкольна, он вулканического происхождения.
В одиннадцать утра до острова оставалась пара миль, и Пенкроф, прокладывая фарватер, чтобы подойти к берегу, с большой осторожностью вел судно в этих неизвестных водах.
Перед глазами мореплавателей открылся весь островок, на котором виднелись группы зеленевших акаций и некоторых других деревьев, подобных тем, какие росли на острове Линкольна.
Но ни струйки дыма, никакого признака жилья на побережье! Ничто не указывало, что остров обитаем.
Ботик тем временем тихо продвигался в довольно извилистых проходах между каменными подводными рифами, за которыми Пенкроф следил с величайшим вниманием. Он поставил Герберта на руль, а сам, стоя на носу, осматривал путь, готовый ежеминутно спустить парус.
Наконец, почти в полдень, ботик своим форштевнем начал задевать за песчаный берег. Якорь был брошен, паруса убраны, и экипаж благополучно высадился на берег.
Ботик был прочно ошвартован, чтобы его не могло унести отливным течением. Затем Пенкроф с товарищами, хорошенько вооружившись, стали подниматься, рассчитывая взобраться на конусовидный холм, который находился в полумиле от берега и возвышался на двести пятьдесят — триста пятьдесят футов над уровнем моря.
— С вершины этого холма, — сказал Спилетт, — мы, разумеется, осмотрим весь островок.
— Мы сделаем то же самое, — ответил Герберт, — что прежде всего сделал Смит на острове Линкольна, взобравшись на гору Франклина.
— Да, то же самое, — ответил Спилетт, — и это, по-моему, самый лучший способ знакомиться с неизвестной местностью.
Разговаривая, исследователи продвигались вперед по лугу, который оканчивался у самого подножия конуса. Перед ними поднимались целые стаи синеголовых голубей и морских ласточек. Из леса, тянувшегося влево от луга, до них доносились шелест и треск кустарников; они заметили какое-то движение в траве, — все доказывало присутствие или очень пугливых, или напуганных животных. Но еще нельзя было окончательно заключить, что остров обитаем.
Пенкроф, Герберт и Спилетт взобрались на холм за несколько минут.