Для этого необходимо было обследовать весь остров и проникнуть в доселе неизвестную его часть, то есть в высокие леса, простиравшиеся по правому берегу реки Милосердия, начиная с ее устья до оконечности полуострова Извилистого, и по всему западному побережью.
Но для такой экспедиции надо было подождать, когда погода совершенно установится; все это очень хорошо понимали и нетерпеливо поглядывали на небо.
Случилось происшествие, которое еще более возбудило желание обследовать поскорее остров.
24 октября Пенкроф отправился посмотреть, не попалась ли какая добыча в западни. К величайшему удовольствию достопочтенного моряка, в одной ловушке он нашел трех пекари — самку и детенышей.
Пенкроф возвратился в Гранитный дворец в наилучшем расположении духа и, по обыкновению, тотчас же похвастался товарищам своей удачей.
— Сегодня мы зададим пир горой, господин Сайрес! — воскликнул он. — Вас, господин Спилетт, я тоже угощу…
— Очень рад, но чем же вы угостите?
— Поросеночком, господин Спилетт!
— А, поросеночком! Глядя на вас, я вообразил, что вы принесли по крайней мере куропатку с трюфелями.
— Уж больно вы разборчивы, господин журналист, — отвечал Пенкроф, любивший получать должную хвалу за свои подвиги. — А кабы вы увидали такую дичинку, когда нас выбросило на этот остров, так вы бы от радости запрыгали!
— Правда, правда, Пенкроф! Человек никогда не может быть ни доволен, ни совершенен!
— Видно, что так. Ну, Наб, гляди ж отличись! Посмотрите-ка, этим пекари всего месяца три! Мясцо у них нежное, как у перепелок! Поворачивайся, Наб! Я сам пойду за тобой присмотрю…
С этими словами Пенкроф последовал за негром и углубился в таинства кухонной стряпни.
Обед действительно приготовили великолепный. На стол подали маленьких пекари, суп из кенгуру, копченую ветчину, кедровые орехи, напиток из драцены, чай Освего — одним словом, все, что нашлось лучшего.
Но первое место занимало блюдо тушеных пекари.
В пять часов колонисты сели обедать в столовой Гранитного дворца. Суп из кенгуру дымился на столе. Все нашли его отличным.
После супа принялись за тушеных пекари, которых Пенкроф непременно желал разрезать собственными руками.
— Попробуйте-ка! — говорил моряк, заваливая каждую подставляемую тарелку огромными порциями. — Попробуйте-ка!
Пекари действительно оказались превосходного вкуса, и все единогласно выразили свое удовольствие.
— То-то же! — самодовольно отвечал моряк, истребляя кусок за куском. Вдруг у него вырвалось восклицание: — Черт возьми!
— Что такое, Пенкроф? — спросил Смит.
— А то, что я, кажись, сломал себе зуб!
— Сломали зуб? — сказал Спилетт. — Что это значит? Уж не начинены ли ваши пекари камешками или булыжником?
— Надо полагать, что так, — отвечал Пенкроф, вытаскивая изо рта маленький шарик, который чуть не стоил ему коренного зуба.
То был вовсе не камешек и не булыжник…
То была дробинка!
Часть вторая. Покинутый
I. Исчезнувшая черепаха
Прошло ровно семь месяцев с того дня, когда пассажиры воздушного шара были выброшены на остров Линкольна. Как ни тщательно осматривали они остров, они не встретили ни единого человеческого существа. Хотя бы одна струйка дыма выдала присутствие человека на острове, хотя бы какой-нибудь след работы человеческих рук показал, что сюда в былые или недавние времена заходил человек! Остров не только казался необитаемым в данное время, но по всем признакам никогда и не был обитаем.
Но все эти основательные заключения рушились при виде дробинки, найденной в мясе пекари…
Дробинка, нет сомнения, вылетела из огнестрельного оружия, а кто же, кроме человека, мог владеть таким оружием?
Когда Пенкроф положил на стол дробинку, все с глубоким изумлением начали ее осматривать; у всех зароились тысячи мыслей, явились тысячи предположений…
Смит взял дробинку, повертел ее во все стороны, подавил пальцами и спросил Пенкрофа:
— Можно ли утверждать наверняка, что свинке, раненной этой дробинкой, было не более трех месяцев?
— Никак не более, — отвечал Пенкроф. — Это был еще сосунок! Когда я нашел его во рву, он преусердно сосал мать.
— Если вы не ошибаетесь, то ясно, что на острове сделан был выстрел всего каких-нибудь три месяца тому назад… — сказал инженер.
— Вот диво-то! — вздохнул Наб.
— Из этого мы можем с достоверностью заключить, — продолжал Смит, — или остров еще до нашего на нем поселения был обитаем, или к его берегам пристали какие-то люди не больше трех месяцев тому назад. Явились эти люди по доброй воле или по неволе? Умышленно или случайно? Этого мы не можем разъяснить в данную минуту. Что за люди? Европейцы они или малайцы? Друзья или враги? Неизвестно. Находятся ли они на острове или уже его покинули, мы тоже не знаем… Разрешение этих вопросов для нас очень важно… Так важно, что, по моему мнению, оставаться долее в неизвестности и сомнении невозможно…