Таинственный Рафаэль

Благородный, но не слишком

Почти скрытые от нашего взгляда за колонной в крайне правой нижней части картины видны два лица – молодого человека в черном берете и пожилого в белом. Оставленные в самом углу, они не выказывают явных эмоций и не принимают участия в дискуссиях, равнодушные к шумным обсуждениям и бушующим страстям, переполняющим сцену. Это Санти и Содома, авторы фресок, украшающих зал. «Рафаэль, создатель этого произведения, изобразивший самого себя в зеркале, – описывает этот портрет Вазари. – Это голова юноши в черной шапочке, в обличий которого скромность сочетается с обаянием ласковой доброты»[44].

Художник вставил в произведение собственный автопортрет: самый изысканный способ оставить знак своего авторства.

Санти решил поместить на картине старшего коллегу, кисти которого принадлежат, по всей видимости, некоторые из фигур, изображенных на потолке. Это не первый раз, когда художник вставил в произведение собственный автопортрет: самый изысканный способ оставить знак своего авторства. Уже Лука Синьорелли в Орвьето написал свой потрет рядом с изображением Беноццо Гоццоли, который вместе с ним работал над фресками собора, но в случае Рафаэля такой выбор кажется актом высокой дипломатии. Прибыв последним и послужив причиной изгнания всех конкурентов, он вновь обезоружил завистников решением разделить славу с более опытным и пожилым художником. Мудрость, которую Санти демонстрировал на протяжении всей своей головокружительной карьеры, поистине впечатляет.

В тот момент, когда он мог бы наслаждаться славой создателя невиданного по размаху живописного произведения, он сделал в буквальном смысле шаг назад – и разместил свое лицо за плечами Содомы, рискуя вообще остаться незамеченным. Урок, прекрасно усвоенный из «Придворного» Кастильоне[45], – маскируя личные амбиции демонстрацией смирения и благодарности, можно заслужить еще больше уважения со стороны окружающих.

Однако если разобраться, художник не растаптывал собственную гордость. Традиция автопортретов в качестве подписи предусматривала, что автор смотрит на зрителя: так можно было сразу же найти лицо художника. Из двух персонажей только Рафаэль Санти смотрит на нас ласковым и притягивающим взглядом, словно заявляет, что на самом деле честь создания произведения целиком принадлежит ему. Коллега по цеху – желанный гость, заслуживший почетное место на картине, но смотрит на нас как настоящий автор этого шедевра только Рафаэль.

Несмотря на доброту и приветливость, которые Рафаэль продолжал демонстрировать, в следующие годы он занял все самые престижные должности в художественной среде, и никто не мог с ним тягаться.

И как если бы этой детали было недостаточно, чтобы подтвердить свое исключительное авторство, художник удвоил подпись, запрятав свои инициалы в складках чужих одежд. На воротнике туники Евклида видны вышитые золотом буквы, которые нелегко сразу распознать: R.V.S.M. Их обычно читают как аббревиатуру «Raphael Urbinas Sua Manu», то есть «Рафаэль из Урбино собственноручно». Весьма ясное послание: у этого шедевра только один автор.

Несмотря на доброту и приветливость, которые Рафаэль продолжал демонстрировать, в следующие годы он занял все самые престижные должности в художественной среде, и никто не мог с ним тягаться. Даже Микеланджело, едва завершив потолок Сикстинской капеллы, предпочел вернуться во Флоренцию, освободив ему поле деятельности. Всего через несколько месяцев после прибытия Рафаэля в Рим станца делла Сеньятура сделала его самым желанным художником для целого поколения богатых людей, которые завалили его заказами. И он не позволил застичь себя врасплох.

Глава 8 Под покровом ночи

После двух месяцев, проведенных при ватиканском дворе, Рафаэль в совершенстве усвоил, что значит спреццатура (sprezzatura – изящная небрежность, искусственная естественность), о которой в этот период говорил весь Рим.

Этот термин ввел в обиход Бальдассаре Кастильоне в своем «Придворном»: он означает «то, что делается и говорится… без труда и словно бы без раздумывания»[46]. Речь идет о поведении притворном и обольстительном. Писатель был уверен, что «истинное искусство – то, которое не кажется искусством; и ни на что другое не нужно употреблять таких стараний, как на то, чтобы его скрыть: ибо если оно обнаружится, то полностью лишает доверия и подрывает уважение к человеку»[47]. Художник должен скрывать свои творческие мучения, страхи, сомнения: только так он сможет создать произведение, которое всеми будет принято в качестве безусловного и недостижимого шедевра. Такова спреццатура, и Санти прекрасно усвоил урок.