Читаем Таинственный Ван Гог. Искусство, безумие и гениальность голландского художника полностью

Утром папа ушел из дома абсолютно здоровым, а вечером, возвратившись, он едва успел переступить порог дома, как рухнул замертво, – рассказывает тетя Виллемина одному из друзей. – Это было ужасно. Я никогда не забуду ту ночь. Все произошло около семи вечера. Кор был в Хелмонде и вернулся домой только на следующее утро; Боже, как же мне было страшно. Надеюсь, тебе никогда не доведется испытать подобное.

Винсент еще больше замыкается в себе, он не может принять внутренне потерю отца, с которым всю жизнь ссорился и к которому в то же время был глубоко привязан. Он становится все более молчалив и ощущает еще бо`льшую потребность в поддержке брата, которому пишет в тот период по два раза в день.

Шлю тебе натюрморт с открытой Библией: я изобразил ее в кожаном переплете, в грязно-белых тонах на темном фоне; на переднем плане – коричнево-желтые оттенки, с вкраплением лимонно-желтого. Я написал картину за один день, одним рывком. Видишь, я не зря говорил, что мой упорный труд последнего времени не прошел даром: теперь мне гораздо легче писать сюжетные картины, вне зависимости от формы и цвета.

Священное Писание покоится на подставке посередине стола; справа – огарок уже догоревшей свечи. Рядом с Библией, почти на самом краю, лежит книга Эмиля Золя «Радость жизни». Метафорический смысл картины очевиден: две книги, Библия гигантских размеров и роман карманного формата в мягкой обложке, олицетворяют собой два разных взгляда на жизнь.

«Радость жизни» – гимн борьбе с невзгодами, выпавшими на долю главной героини: она не теряет оптимизма и надежды, несмотря на все превратности судьбы. Храбрость, а не вера – вот источник духовных сил.

Этой картиной Ван Гог постулирует веру в возможности человека, ставя ее превыше веры в божественное вмешательство.

Натюрморт с Библией отражает процессы, происходившие в душе художника: разрыв с отцом и постепенный отход от религии. Тяжелое Священное Писание вот-вот захлопнется, уступив место легкому и изящному роману – источнику житейской мудрости.

Отныне из писем Винсента исчезнут библейские реминисценции. Живопись станет для него единственной религией.

Смерть отца спровоцировала смену парадигм и обозначила необходимость перемен. 24 ноября 1885 г. художник навсегда покидает Голландию – крестьянский пейзаж Нюэнена исчерпал для него свой потенциал.

Он переезжает в Антверпен.

Погрузиться в хаос

Я иду вдоль каналов, пересекающих почти весь город, в сторону порта. Антверпен – крупный торговый центр, оказаться здесь после спокойствия деревенской жизни, после песчаных дюн и верещатников – все равно что очутиться в Дантовом аду. Можно представить себе, насколько сильное впечатление город произвел на Винсента.

Дядя снимает за двадцать пять франков в месяц крохотную каморку на втором этаже лавки торговца красками. Большинство вещей он хранит на складе в порту, куда часто ходит забрать то, что в данный момент необходимо. Он с восторгом погружается в городской хаос.

Кого здесь только не встретишь: молоденькие китаянки и фламандские матросы, турецкие грузчики под ручку с французскими проститутками – люди всех рас и национальностей протискиваются по узким улочкам среди высоких домов, складов, ангаров.

Посетители трактиров, мужчины и женщины разного возраста снуют возле заведений, сбивая меня с ног. Волна толпы подхватывает меня и несет внутрь пестрых магазинчиков, продающих еду и одежду для моряков. Я становлюсь свидетелем погонь, скандалов, бегства из публичных домов: Антверпен и впрямь похож на девятый круг ада: он ужасен и одновременно притягателен. Особенно для художника в поисках новых сюжетов.

Ван Гога ожидают три месяца плодотворной работы. Городская суета захватывает его.

Он с удовольствием гуляет по улицам, заходит в церкви, проводит много времени в музеях. Дядя даже налаживает связи с торговцами живописью, но безрезультатно: он пытается продать два рисунка замка Стен (они до сих пор хранятся в папках у нас дома), но коммерческие вопросы угнетают его. В основном Винсент предлагает галеристам нейтральные пейзажи, как будто стараясь проникнуть в мир живописи аккуратно, на цыпочках. На самом деле больше всего он жаждет новых сюжетов: Антверпен воодушевляет его, несмотря на новые расходы и лишения.

Перейти на страницу:

Похожие книги

10 гениев науки
10 гениев науки

С одной стороны, мы старались сделать книгу как можно более биографической, не углубляясь в научные дебри. С другой стороны, биографию ученого трудно представить без описания развития его идей. А значит, и без изложения самих идей не обойтись. В одних случаях, где это представлялось удобным, мы старались переплетать биографические сведения с научными, в других — разделять их, тем не менее пытаясь уделить внимание процессам формирования взглядов ученого. Исключение составляют Пифагор и Аристотель. О них, особенно о Пифагоре, сохранилось не так уж много достоверных биографических сведений, поэтому наш рассказ включает анализ источников информации, изложение взглядов различных специалистов. Возможно, из-за этого текст стал несколько суше, но мы пошли на это в угоду достоверности. Тем не менее мы все же надеемся, что книга в целом не только вызовет ваш интерес (он уже есть, если вы начали читать), но и доставит вам удовольствие.

Александр Владимирович Фомин

Биографии и Мемуары / Документальное
10 гениев бизнеса
10 гениев бизнеса

Люди, о которых вы прочтете в этой книге, по-разному относились к своему богатству. Одни считали приумножение своих активов чрезвычайно важным, другие, наоборот, рассматривали свои, да и чужие деньги лишь как средство для достижения иных целей. Но общим для них является то, что их имена в той или иной степени становились знаковыми. Так, например, имена Альфреда Нобеля и Павла Третьякова – это символы культурных достижений человечества (Нобелевская премия и Третьяковская галерея). Конрад Хилтон и Генри Форд дали свои имена знаменитым торговым маркам – отельной и автомобильной. Биографии именно таких людей-символов, с их особым отношением к деньгам, власти, прибыли и вообще отношением к жизни мы и постарались включить в эту книгу.

А. Ходоренко

Карьера, кадры / Биографии и Мемуары / О бизнесе популярно / Документальное / Финансы и бизнес
Афганистан. Честь имею!
Афганистан. Честь имею!

Новая книга доктора технических и кандидата военных наук полковника С.В.Баленко посвящена судьбам легендарных воинов — героев спецназа ГРУ.Одной из важных вех в истории спецназа ГРУ стала Афганская война, которая унесла жизни многих тысяч советских солдат. Отряды спецназовцев самоотверженно действовали в тылу врага, осуществляли разведку, в случае необходимости уничтожали командные пункты, ракетные установки, нарушали связь и энергоснабжение, разрушали транспортные коммуникации противника — выполняли самые сложные и опасные задания советского командования. Вначале это были отдельные отряды, а ближе к концу войны их объединили в две бригады, которые для конспирации назывались отдельными мотострелковыми батальонами.В этой книге рассказано о героях‑спецназовцах, которым не суждено было живыми вернуться на Родину. Но на ее страницах они предстают перед нами как живые. Мы можем всмотреться в их лица, прочесть письма, которые они писали родным, узнать о беспримерных подвигах, которые они совершили во имя своего воинского долга перед Родиной…

Сергей Викторович Баленко

Биографии и Мемуары
Николай II
Николай II

«Я начал читать… Это был шок: вся чудовищная ночь 17 июля, расстрел, двухдневная возня с трупами были обстоятельно и бесстрастно изложены… Апокалипсис, записанный очевидцем! Документ не был подписан, но одна из машинописных копий была выправлена от руки. И в конце документа (также от руки) был приписан страшный адрес – место могилы, где после расстрела были тайно захоронены трупы Царской Семьи…»Уникальное художественно-историческое исследование жизни последнего русского царя основано на редких, ранее не публиковавшихся архивных документах. В книгу вошли отрывки из дневников Николая и членов его семьи, переписка царя и царицы, доклады министров и военачальников, дипломатическая почта и донесения разведки. Последние месяцы жизни царской семьи и обстоятельства ее гибели расписаны по дням, а ночь убийства – почти поминутно. Досконально прослежены судьбы участников трагедии: родственников царя, его свиты, тех, кто отдал приказ об убийстве, и непосредственных исполнителей.

А Ф Кони , Марк Ферро , Сергей Львович Фирсов , Эдвард Радзинский , Эдвард Станиславович Радзинский , Элизабет Хереш

Биографии и Мемуары / Публицистика / История / Проза / Историческая проза