За духовной поддержкой к монастырям потянулись и миряне, потому что, сделавшись государственной религией, христианство в миру потеряло то высокое напряжение духовной жизни, которым отличалось во времена жестоких гонений. Как следствие, и грехи умножились, причем стало проявляться нечувствительность к греху. Так человеческая падшая природа начала заслонять собой Дух Божий, принятый человеком в Таинствах Крещения и Миропомазания.
Высота и чистота христианской нравственности стали сдавать свои позиции. Верующих перестали приводить в ужас грехи, прежде считавшиеся крайне тяжкими, например блуд или воровство, привнесенные языческим миром в среду христиан. В сложившейся ситуации публичное покаяние уже не могло существовать в Церкви, в обычай вошла тайная исповедь. В это время воедино слились два различных способа исповеди – исповедь помыслов, изначально присущая только монашеству, и исповедь тяжких грехов в Церкви. Исповедь перестала носить публичный характер. Соблюдение тайны исповеди превратилось в непреложный закон, а человеком, олицетворяющим Церковь и перед которым кающийся исповедует свои грехи, со временем стал священник.
Личность священника имеет немаловажное значение. В Таинстве Исповеди он не может лишь равнодушно фиксировать покаяние чужого ему человека, но должен молитвенно принять в свое сердце грехи кающегося. Никакая исповедь не проходит для священника бесследно, не сводится к нравоучительной беседе. Состояние иерея на исповеди – это принятие на себя Церковью боли страдающего брата.
С одной стороны, священник во время исповеди должен быть совершенно открыт, чтобы всякая рана, нанесенная человеку сатаной, грехом и собственными страстями, отзывалась бы болью в нем самом. Как и Церковь, он должен на себе прочувствовать эту боль, перестрадать ею, потому что Церковь – это единый организм, в котором боль одного члена немедленно отзывается во всем теле. Священник выступает в Таинстве Покаяния как милосердный самарянин (Лк. 10: 30—35).
С другой стороны, при совершении Таинства иерей надежно защищен милостью Божией от разрушительной силы греха. Благодать Духа Святого, покрывающая священника, дарована всей Церкви как благодать исцеляющая. В Таинстве Хиротонии о ней говорится: «…оскудевающее восполняющая и немоществующее врачующая». В старину иерей, разрешая грехи, произносил: «Грехи твои на вые моей, чадо» – и возлагал руку кающегося себе на шею, показывая тем самым, что Церковь берет на себя попечение о нем, как о заблудшей овце.
В любом случае исповедь, как и любое другое церковное таинство, требует деятельного соучастия человека. Если мы действительно желаем получить прощение грехов, нам предстоит серьезно потрудиться. Участие в Таинстве Покаяния являет собой особый, осознанный поступок, свидетельствующий о нашей устремленности к Богу. Как говорят святые отцы, «Бог спасает нас, но не без нас»…
Очевидно, что Таинство Покаяния может совершаться по-разному в зависимости от житейских обстоятельств, в исключительных случаях и без епитрахили, и без креста, и без Евангелия. Собственно, для самого Таинства нужно только покаяние, и больше ничего. Однако даже если все, казалось бы, присутствует: и грешник, и священник, и храм, и крест, и Евангелие, и прочтены все положенные молитвы, и на голову кающегося возложена епитрахиль, и сказано «прощаю и разрешаю», – Таинство может так и не произойти.
По мнению священника Александра Ельчанинова, раскаяние наше не будет полным, если мы не утвердимся в решимости не возвращаться к исповеданному греху. Но возможно ли такое? Можно ли дерзновенно обещать это себе и духовнику? Не окажется ли гораздо ближе к истине уверенность в том, что грех неизбежно повторится вновь и вновь? Однако, к счастью, не бывает случая, чтобы при наличии доброго желания исправиться, последовательные исповеди и Святое Причастие не произвели бы в душе благодетельных перемен. Дело в том, человек не может правильно судить, стал ли он хуже или лучше. Возросшая строгость к себе, усилившая зрячесть духовная, обостренный страх перед грехом могут создать иллюзию того, что грехи лишь умножились и усилились. На самом деле они остались прежними, а может быть, даже отступили, просто раньше мы были к ним менее чувствительны. Кроме того, Господь по особому Промышлению Своему часто закрывает нам глаза на наши успехи, чтобы защитить от злейшего греха – тщеславия и гордости. Часто бывает, что грех остался, но частые исповеди и Причащение Святых Таин расшатали и ослабили его корни. Да и сама борьба с грехом, страдания о своих грехах – разве не великое приобретение? «Не устрашайся – говорил Иоанн Лествичник, – хотя бы ты падал каждый день и не отходил от путей Божьих; стой мужественно, и Ангел, тебя охраняющий, почтит твое терпение».
В этом таинстве все неизреченно, неописуемо и неизъяснимо, есть лишь определенная форма, дающая нам возможность осознанного участия в нем. Однако точно так же, как нам не дано постичь тайну сотворения мира Словом Божиим, мы не в силах понять и описать новотворение Господом человека.