Тайны поля Куликова, или Трилистник дороги

Дмитрий выслал в сторону Орды лазутчиков из старых ордынцев. И своих знают и неприметны издаля. В старшие дал им Семку Мелика. Наказал, что б в драку не лезли, а токмо смотрели, что бы Мамай на эту сторону реки на заливные луга не перешел. Пусть там по Кузьминой гати до самого Швивой горки катится.

Своим наказал:

– Ты братка, Владимир бери своих и топай на Брашево, тропками там всякими. Ты, князь Белозерский, с уделами северными через лес ступайте, вам медведям чащобным не привыкать, да и все дружины наши конны и сильны. Я ж пойду по-над речкой на Котлы. Меня с той стороны хорошо видать будет. Нехай Мамаевы пластуны прилягут там, на кромочке у воды и сочтут меня и рать мою. Вас же им доглядывать незачем. Потому ступайте, пока солнышко из-за горки не выскочило, а я с первыми лучами отправлюсь. Встренимся у речки Чуры, где она с Михайловкой сливается. И потом вниз к большой воде бежит. Скатертью дорожка вам.

Дождался, пока все оправятся в путь, и с первыми лучами солнца, развернув по ветру прапора напоказ, дружина Великого князя двинула вдоль берега на Котлы.

У речки Чуры встретились с ушедшими затемно дружинами Владимира и других подельников и повернули вверх на холмы. У Чуры оставил Дмитрий разбойного своего человека Фому с пластунами, шепнул:

– Двигай ужом по ерику вдоль речонки этой к большой воде сиди там тише воды ниже травы. Брод там есть. Смотри в оба, что бы Мамай, не дай Бог, здесь Дон-реку не перешел, тогда все у нас кувырком пойдет. Да сердце мне вещун подсказывает, не нашлось среди наших души продажной, не показал ему никто места этого. Но, как Лучезарная говорит: Береженного Бог бережет. Увидишь, что прошел хан с ордынцами заставу оставь, а сам волком ко мне, я об том знать должен. Иди хитрован, ушкуйный.

– Князь, – По склону к нему ссыпался головной дозор, – За дубравой на холмушке, прямь по дороге, конные ордынцы. По виду казаки или татары волжские.

– Откуда? Откуда взялись? Чего квохчете как куры на насесте? Отвечайте! – Дмитрий поднял коня на дыбы.

– Откуда! Кто ж их знает!

– Чего делают?

– Станом стоят. Коня в коновязи. Сами в шатрах.

– А бунчуки какие? – Вынырнул, невесть откуда взявшийся, Боброк.

– Бунчуки?! – Дозорный почесал затылок нагайкой.

– Это свои ордынцы, – Раздался сверху с холма голос Марии. В окружении Угрюмов стоявшей прямо на его вершине, – Это свои, те, кто от Мамая откололся. Нас ждут. Хотят Великого князя приветствовать. Церкву там походную раскинули. С ними братья отца Сергия. Едем князь. Надо!

Волжские казаки и сибирские татары раскинули лагерь вольготно на высоком берегу над Чурой. Палатки их разноцветными пятнами выделялись среди дубов и сосен, а там где деревья разбежались, освободив поляну на вершине холма, стояла походная церковь-скиния по старому обычаю. Только в отличие от старых лет рядом с ней мелькали черные рясы братьев преподобного Сергия Радонежского.

Рядом со скинией стоящей в походном шатре, на высоком древке, в окружении бунчуков, с развивающимися конскими хвостами, стоял список с покровительницы Залесской Руси иконы Богородицы Владимирской. А чуть пониже вторая хоругвь гребневских казаков – Богородица Одигитрия.

Мария и Дмитрий во главе дружинников осадили коней возле шатра, спешились. Навстречу им шел войсковой атаман. Оселедец, завернутый за ухо и длинные вислые усы, говорили о том, что он из старых ордынцев.

– Милости прошу к нашему шалашу. Не побрезгуйте нашим хлебом солью, – Он кивнул. Подбежал оруженосец, неся на расшитом рушнике каравай и солонку.

– Хлеб, да соль, – Дмитрий отломил ломоть, макнул в солонку, отправил в рот.

– Едим, да свой! – Атаман плеснул из корчаги в широкую ендову, тягучего южного вина.

– Со свиданьицем, – Великий князь отпил из ендовы, протянул атаману. Обряд был соблюден. Они разделили вино и хлеб.

– Вот решили тебе послужить. – Спокойно как о чем-то давно обсуждаемом сказал атаман, – Не ндравится нам новый хан. Вот не надравится, и все!

– Что не любо, так не любо, – Поддержал его Великий князь. Остальные молчали. Говорят старшие в роду.

– Не любо! – Подвел черту атаман. Сам же все время незаметно поглядывал на спутницу князя, – Кто ж такая? – Мысли его ворочались тяжело, – Вот брони, как у жриц Богини Леса, а на голове вроде даже не мисюрка, а шелом восточный и намет зеленый…сабля половецкая…и лук…стрелы зеленые…вон прядка из-под шелома выбилась…огненная. Стоп! – Он неожиданно хлопнул себя по лбу, так что кажется, тот загудел, как колокол. Резко повернулся и преклонил колено, – Мать Артемида, Мать Ариев, Лучезарная! Я думал, ты уже давно ушла в Навь и более не приходишь к сынам своим!

– Встань витязь! – Она назвала его старым еще доордынским званием, – Встань не гоже воину колени и выю гнуть. Не по старой Правде. Ты ж внук Дажьбожий, значит мне брат.