Тайны поля Куликова, или Трилистник дороги

Она повернула коня в сторону Чудова монастыря, подождала, пока вскинутся в седло Боброк и Дмитрий, и медленным шагом поехала в сторону Бора, задумавшись о чем-то своем, даже не дождавшись попутчиков.

Глава 4 Поле Куликово

Храбрым помогает не только судьба,

Но гораздо более – разумное суждение.

Цицерон.

Туманное утро накатывалось неотвратимо. В зыбкой пелене все казалось не настоящим и призрачным. Какая-то мгла, посланная, наверное, самой Маранной, мешала видеть дружины и коней. Трубные гласы и звуки рогов неслись неведомо откуда, и невозможно было понять, толи свои подают сигнал, то ли вражья рать голос подает. Дмитрий различил далекие трубы боброкского трубача, пробившиеся из-за плотного тумана. Только он, зная, где должен быть воевода, смог понять, что они прошли за реку и углубились в сады за болотами. Голос же трубы заплутал в тумане и рассыпался на сотни разных голосов, повторяемых лешими и водяными. Нежить что ли тешится, подумалось князю. Он различил рядом с собой всадника в золоченых бронях, скорее угадал, чем увидел – Дева Ариев. Теперь он даже мысленно так называл Марию Нагую.

– Пора Дмитрий, воеводы и князья ждут, – Поторопила она его, – Нежить тешится. Так она наша нежить-то, местная, своя, – Отвечая на его мысли, сказала она.

– Пора так пора, – Он перекинул палицу в правую руку и поехал к ждущим его князьям, – От Сергия-то есть что?

– От Сергия гонец с грамотой, – Вывернулся с боку, невесть откуда взявшийся, дружинник.

– Чти! – Коротко бросил Дмитрий.

– Великому князю, и всем русским князьям, и всему православному войску – мир и благословение! – Прочитал гонец, – И вот хлеб тебе прислал преподобный, – Он протянул краюху.

Дмитрий преломил хлеб, поклонился гонцу. Вынул копье, направив коня в сторону Мамаевой рати.

– Надо хана на поединок вызвать, да решить все как ранее по Правде. За кем верх – за тем и поле, – Сказал он.

– Не следует тебе, Великому князю, прежде всех самому в бою биться, тебе следует в стороне стоять и на нас смотреть, а нам нужно биться и мужество свое и храбрость перед тобой показать, – Осадил его Тимофей Вельяминов, – Если тебя господь спасет милостью своею, то ты будешь знать, кого, чем наградить. Мы же готовы все в этот день головы свои положить за тебя государь, и за отечество свое. Ты же должен, Великий князь, слугам своим, насколько кто заслужит своей головой, в книги соборные записать наши имена, чтобы помнили русские сыны, которые после нас будут. Если же тебя одного погубим, то от кого нам и ждать, что по нас поминание устроит? Если все спасемся, а тебя одного оставим, то какой нам успех? И будем как стадо овечье, не имеющее пастыря: влачится оно по пустыне, а набежавшие дикие волки рассеят его, и разбегутся овцы кто куда. Тебе, следует себя спасти, да и нас.

– Братья мои милые, русские сыны, доброй вашей речи я не могу ответить, а только благодарю вас, ибо вы воистину благие рабы божьи, – Смахнув неожиданно набежавшую слезу, твердо ответил Дмитрий, – Спасибо вам, братья. Кто больше меня из русских сынов почтен был и благое беспрестанно принимал от господа? А ныне зло нашло на меня, неужели не смогу я претерпеть: ведь из-за меня одного это все и воздвиглось. Не могу видеть вас, побеждаемых, и все, что последует, не смогу перенести, потому и хочу с вами ту же общую чашу испить и тою же смертью погибнуть за отечество наше! Если умру – с вами, если спасусь – с вами!

Дмитрий спрыгнул с коня, снял золототканый плащ и золоченый шелом, надел на боярина Бренка. Протянул ему черный стяг Великого князя. Накинул на свои брони плащ простого дружинника и, вскинувшись в седло боярского коня и подавая ему, повод своего жеребца, покрытого попоной в цвета Великого князя, сказал:

– Тебе Бренко под моим бунчуком стоять. Не дай Бог мою смерть принять, – Снял с шеи амулет с частицей иерусалимского креста, повесил на шею боярину. Троекратно его расцеловал, – Ступай с Богом. Пусть хранит тебя, его сила, – Сам поворотил коня к пушкарям.

Бренко развернув княжеские знамена, встал под образом Богородицы на главном стане в центре главного полка.

Казаки Семена Мелика подлетели к ставке.

– Идут, – Выдохнул старший.