Наутро Мария сама вывела коня и поехала в Богоявленский монастырь, что расположился у подножья холма в конце просеки ведущей от изгиба небольшой речушки, пересекавшей холм. Через речушку, стараниями людскими превращенную в глубокий ров, был перекинут крепкий бревенчатый мосток, упирающийся в тын, то ли крепостицы, то ли походного стана. У ворот крепостицы стоял вой, опирающийся на длинное копье с конским бунчуком.
– Ордынец, – Отметила про себя Мария, – Чей стан? – Мимоходом спросила она.
– Ханши Тайдулы, – Лениво, не поднимая глаз, ответил вой.
– Тайдулы, так Тайдулы, – Буркнула про себя Мария и пришпорила коня. Она правила к колокольне монастыря, поставленного ей самой в память Андрея Боголюбского, любимого ее князя. Это была ее память. Ее, да может еще Микулицы. Боголюбский монастырь, а они его в Богоявленский перекрестили. Люди они и есть люди.
Она знала, после смерти митрополита Феогноста, сребролюбивого сподвижника Симеона Гордого, на святой престол Владимирский и Киевский сел Алексий. Тот Алексий, которого в детстве крестил сам Иван Калита и которому Микулица, явившись, изрек пророческие слова: «Не трудись, напрасно птиц ловя. Ловцом людей будешь!» К этому «ловцу людей» и держала свой путь теперь посланница Богов.
Неожиданно из незаметного просвета среди сосен, откуда-то с боковой просеки, ведущей к спуску вдоль реки, вылетела десятка всадников лихого вида. Мария передвинула саблю и попробовала, легко ли вынимается шестопер из петли у седла. Первый всадник чуть не наскочил грудью на ее иноходца, но конь, привыкший и не к таким передрягам за свою немереную жизнь, легко уклонился от удара, слегка подтолкнув нападавшего и впечатав его в вековой дуб, росший на опушке. Второй всадник видом породовитей сдержал коня и подбоченясь боком подъехал к незнакомке. Мария была в женском платье ордынского покроя и в накинутом на голову плате.
– Кто такая? Почему одна? Почему дорогу не уступаешь? – В голосе его слышалась привычка повелевать.
– Птаха залетная. Божья странница, – С поклоном смиренно ответила Мария, не сбрасывая с лица узорчатого платка.
– А чего лик прячешь? По голосу вроде не старица? А по платью не смиренница? – Мария разглядела, что спрашивающий был, явно из опричных людей покойного Симеона Гордого. Да к тому же, видать, первого десятка.
– Перед незнакомым людом Бог не велит себя открывать, – Продолжала она гнуть свою линию, мысленно призывая Угрюмов и зная, что они уже в седлах и на пути к ней.
– Да пред тобой, кулема, сам Алексей Петрович Хвост – тысяцкий Московский и бывшего князя любимец! – Гордо вскинув голову, но, не снимая шапки, представился всадник.
– Хвост, – боковым зрением Мария увидела меж деревьев Угрюмов, прикрытых зеленым лапником и облегченно выдохнув, распрямилась в седле, откидывая изумрудное покрывало и блеснув солнечным зайчиком с драгоценной диадемы, перехватывающей ее солнечный волосы, – Хвост – это тот, который Бесоволк, – Она увидела, как передернуло боярина.
– Уйми язык дерзкая! – Он потянулся за плетью, а его холопы сдвинулись вкруг Марии.
– А я Мария– искусница! Слыхал о такой? Та, что повелением Матери-природы самой Богородицы землю эту от таких как ты воров и разбойников хранит. Берегиня я земли Росской! – Он махнула рукой.
Хруст веток заставил холопов оглянуться. Вид Угрюмов не придал им смелости, а всколыхнувшиеся в голове воспоминания стариковых рассказов о Марье-кудеснице, прогнали прочь браваду и высокомерие. Руки непроизвольно вложили мечи в ножны, и даже спесивый тысяцкий отступил с дороги, пропуская эту чудную женщину с ее жуткими слугами, туда, куда она держала путь.
– Я запомню, я надолго запомню эти слова, – Сквозь зубы прошипел Хвост, – Ты еще у меня слезами умоешься красавица. Я еще твою красоту в такой грязи изваляю…, – Он резко повернул черного, как смоль жеребца и стегнул нагайкой.
– Этому дорога к предкам! – Кинула Угрюмам Мария, – Вы меня поняли?
– Да Сиятельная. Зажился!
Иноходец вынес ее к монастырю, где юркий монашек показал ей дорогу к Алексию. По глазам она увидела, что он уже знает все и встречает ее как посланницу старых волхвов, а может самих Богов этой суровой земли.
– Какие же сороки им на хвосте все таскают. А может и вправду волхвы новой Веры, какие-то знания старые от Посвященных берут, – Она задумалась и решительно вошла под свод так хорошо знакомого ей собора, в котором первую службы служили сестры ее обители из Боголюбова сюда ей после гибели князя Андрея переведенные.
– Милости просим в обитель нашу. Сестры и братья молитвы, который день за легкую вам дорогу читают, – Он зыркнул в сторону Угрюмов.
– Вы тут у ворот обождите, – Перехватив его взгляд, сказала Мария.
– Проходи, проходи сестра, – Отметив ее догадливость, Алексей радушно встретил гостью, – Зачем пожаловала в наши края?
– Ты брат, весточки получил? – Вопросом на вопрос ответила она.
– Получил, а что?
– И приглашение от хана Чанибека Тайдулу излечить получил?
– Получил.
– И что Тайдула в ханском дворе на Бору стоит со своей дружиной, почитай пятый день, знаешь?