Тайны поля Куликова, или Трилистник дороги

– Знаю. И что? – Алексий уже вспомнил, где он видел эти огненные косы и пытался сопротивляться из всех сил, призывая на помощь своего Бога. Он вспомнил, как отходил в другой мир Симеон Гордый. Гордый во всем. Даже в своей смерти. Вот тогда, рядом со Смертью, мелькнули эти косы Аринии – Богини Мщения. Тогда она завещала ему Русь. Ему и Сергию Радонежскому. Завещала от имени старых Богов. И теперь она опять здесь. – Тайдула ужо три года как света белого не видит, а до того больна была сильно. Ходят слухи, что ее крылом Черная Смерть задела, да Чигирь из ее лап ханшу вырвал. Вот там она очи в ее когтях и оставила. Кто против Черной смерти встанет? Ты? Я – нет!

– Ну, Чигирь, не Чигирь ее из Нави вырвал, я того не ведаю, – Она проказливо склонила голову, – А вот против тьмы в ее очах ты встанешь. А что б в тебе веру в себя укрепить…пойди сюда брат, – Она подошла к иконе Божьей матери, – Протяни руку, а то, что это у иконы заступницы и свечу или лампаду возжечь не удосужились!

Алексий протянул руку, и свечи стоящие в семисвечнике вдруг загорелись ровным, каким-то неземным пламенем осветив все вокруг и золотым нимбом сложившись над головой гостьи.

– Убедила Марья. Хотя я знаю, слышал, ты многое умеешь. Но…убедила. Пойду на двор ханши. Делать то что?

– Промоешь ей глаза из вот этого пузырька. Прозреет она. Будет тебе дары сулить. Не бери. Проси пусть из Дома Святой Богородицы, из Москвы-матушки ханский двор с холма Боровицкого выведет. Ты ж на этом месте монастырь поставишь, наречешь Чудовым. Рядом хижину отстроишь, я туда отшельника поселю. Букало его звать. Он у вас тут капища старые хранить будет.

– Все сделаю кудесница. Что еще?

– Сестер моих из Богоявленского монастыря выведешь. Новый монастырь им заложи, там, на речке Сивке у Лебяжьего озера. И последнее – старые Боги скоро царя Ивана Доброго заберут. Не ко двору он тут. Тебе его сына Дмитрия пестовать и племяша Владимира, что от брата Андрея остался, выучивать. Большая им судьба уготована. Пожалуй, все.

– А ты куда, берегиня? – Он впервые отважился назвать ее так.

– Я к Сергию в лавру отскочу. Одного Просветленного, тебя, посмотрела, хочу на другого взглянуть, – Она замялась, – Да здесь еще дельце незавершенное осталось, – В ее глазах сверкнула сталь булата, – Благослови отче!

– Кого? – Опешил Алексий.

– Меня, – С улыбкой уточнила Мария.

– Благословляю на дела твои! – Он осенил ее широким двуперстным крестом, с благоговением глядя на нимб над ее головой, – Во имя Господа нашего! Аминь!

Мария поцеловала ему руку, потом обняла, повернулась и вышла вон.

Морозным утром следующего дня на Пожаре, большой торговой площади на берегу Москвы-реки, сторожа нашли труп тысяцкого Алексея Хвоста. Холопы его ходили по площади с белыми, как лунь головами и рассказывали страшную байку. Будто бы хозяин их вечером нагнал на площади гостью, что живет в Спасе на Бору у монахов на постое, рванул ее за ворот парчового платья. Кликнул холопов, чтобы потешились. Она сама скинула платье и осталась в ослепительной наготе под светом полной луны. Когда же тысяцкий соскочил с коня и пошел к ней на призыв ее, поманив холопов своих, волосы огненные на голове ее превратились в змей медных, а пред ними – холопами предстали волки в человеческий рост и завыли на полную луну. А была та гостья самой Девой Ариев, Ариной – Богиней мщения и лопнуло сердце у Хвоста по прозвище Бесоволк, потому как никакому волку против самой Марьи-кудесницы не устоять. Да и им, псам опричным, супротив волкодлаков кишка тонка. Вот поэтому и сгинул ненавидимый всеми Алексей Хвост, жадный во всем и неудержимый даже в смерти своей. Вот потому и посеребрила головы холопов его седина от ужаса, как напоминание всем, что придет час расплаты, к тем, кто не чтит устоев старых.

Однако не было ни в каком монастыре никакой гостьи со слугами. А после похорон боярина и отпевания его, направился митрополит Алексей на Бор, на ханский двор, к ханше Тойдуле по зову ее.

Тем же морозным утром, звонкий цокот подков раздавался на северной дороге, где, взметая снежную пыль, летели по обледеневшей дороге пятеро всадников в теплых тегиляях, закутанные в башлыки по самый нос. Они, не останавливаясь, пронеслись мимо Радонежа, мимо Хотькова и прямиком направились к новому монастырю, что расположился на живописной поляне, на горе Маковец. Поветрие, рожденное Черной Смертью, сюда еще не дошло, поэтому темные бревенчатые срубы церквей, еще не обнесенные стенами, ярко выделялись на белом снегу. Да еще выше самых высоких сосен взметнулась в низкое зимнее небо стрела звонницы.