Карл встретил ее гостеприимно, и по родовитости, и по зову сердца. Он знал Марию давно и любил ее. Отметил только складку на лбу и непомерную усталость на челе. Да еще какую-то опустошенность в бездонных лазоревых глазах. Как мог, попытался развлечь гостью, но та, поблагодарив, устало попросила оставить на время ее отдохнуть от всего виденного, слышанного, сделанного, да дать провожатого сходить в гости к Лазарю, что живет в Еврейском городе по соседству с костелом Святого Николая, Микулаша, как принято говорить в Праге.
Карл удивился, но вида не показал. Мало ли что у женщин на уме, может надо чего по женской части. Говорят у еврея этого масса всяких примочек и настоек разных. Ворожей, одним словом. Провожатых обещал.
Утром Мария, взяв только двух Угрюмов и провожатого, накинула на голову покрывало, и в женском платье отправилась в Еврейский город, часто называемый местным народом «город Иосифов» по первым его поселенцам.
Город этот, точнее имперский квартал мытарей и торговцев, раскинулся, как ему и полагается в Старом Месте у Большого рынка. Вот там, рядом с монетным двором и проживал Лазарь. Они дошли до двухэтажного укрепленного строения с прекрасными стрельчатыми окнами, выложенными цветным стеклом с тонким узором. Мария поблагодарила провожатого и отпустила его. Наказав Угрюмам ждать ее у входа, она уверенно толкнула тяжелую дубовую дверь, и та легко подалась без всяких усилий, как будто только и дожидалась ее.
Навстречу ей шел седой старик, судя по осанке, благородного происхождения. Он подошел к ней и по-братски обнял ее.
– Проходи, проходи Мария, Малка Иерусалимская, Лучезарная. Проходи, садись. Что привело к моему шалашу? – Голос его был крепок и не соответствовал годам.
– Ветер войны занес пролетом с западной стороны в восточную, – Устало ответила Мария.
– Ты ли с запад на восток стремишься или война? – Прямо спросил Лазарь.
– Обе, – После паузы ответила гостья.
– А ко мне зачем?
– За советом и за лекарством.
– От усталости души лекарства нет, – Прозорливо ответил мудрец, – А совет…что ж, совет всегда рад. Почему я?
– Ты был любимым учеником самого Христа, когда он говорил, что на земле будет царство справедливости и любви…
– Оно будет…. но это не оно. Что хочешь еще узнать?
– Что делать мне?
– Выполнять свою долю. Христос выполнил свою, я выполняю свою. Ты выполняй то, что тебе спряла пряха Макошь, твоя богиня Судьбы, – Он помягчел, – Я вот буду людей учить наукам. Упрошу Карла школу открыть для знаний. А тебе на Русь. Устала? Вижу, что устала. Сядь вон там, в нише на лавчонку. Посиди. Сил наберись. Долгая дорога впереди. Не так долга верстами, как долга горестями. Это еще цветочки, ягодки впереди.
– Впереди!? – Мария вздрогнула, – После всего того, что было…ягодки впереди!?
– Впереди, впереди. Забыла мудрость волховскую «Чем дальше в лес – тем больше дров». Напомню. Отдыхай Лучезарная. В тебе народ свет видит, а ты сама мрачней тучи. Все пойду, не буду мешать. Спи.
Мария проснулась скоро свежая и спокойная. Знал любомудр, что-то свое. А может не даром его, в любимых учениках Христа числили. Точно знал. Она встала, увидела ковш свежей воды. Отпила пару глотков и омыла лицо. Словно новой жизни в нее вдохнули. Складка, пролегшая за это время, пропала, и на щеках заиграл румянец. Даже волосы, кажется, полыхнули не красным пожаром и не кровавым отсветом, а солнечной зарей. Она встала, поклонилась на три стороны и легкой походкой спорхнула с крыльца к своим стражам, понявшим по ее виду «Пора в путь».
Кони вынесли их на высокий берег над рекой. Она плавно несла свои какие-то серо-коричневые воды меж холмами, делая широкую петлю прямо под ногами ее иноходца.
– Ну что, вот и добрались. Здравствуй Дон-река, Смородина, Москва-матушка! – Она приложила ладонь ко лбу и посмотрела туда вниз по течению, где горбом на болотистом нижнем берегу вздыбился холм, похожий на спину встающего из берлоги медведя.
– Куда путь держим? – Спросили хором ее вечные стражи.
– На Бор, к Спасу, что мы тогда с Микулицей ставили, – И, подняв коня на дыбы, она крутанула его над кручей, так что впору было ожидать, что рухнет вниз в бурлящую воду.
За темной стеной вековых сосен, взметнувшихся в голубое небо, только опытный глаз мог различить приземистые купола крепко слаженного рубленого монастыря с главным собором, таким же кряжистым и крепко стоящим на земле. Всем своим видом монастырь говорил, что он здесь надолго, скорее всего навсегда. Не вами, мол, поставлен – не вам во мне и службы служить. Мария и Угрюмы постучали в тесовые ворота. Проехали во внутренний двор и, спешившись, склонили голову перед старым монахом.
– В дом прошу. Не побрезгуйте гости дорогие скоромным угощением, – Старец повернулся и пошел в трапезную.
Гости спешились и прошли за монахом.