Тайны поля Куликова, или Трилистник дороги

– На родную, на родную. Правду бают. Но тебя не возьму. У тебя другой путь! В Париж, на улицу Нотариусов, – Резко отрезала она, – Да и мне не в радость. Старое требушить. Раны зажившие бередить. Но… надоть! С Богами не спорят!

– Кланяйся родной стороне. Могилам предков наших. Церквам, нами поставленным. Якорю, что на алтарях и могиле побратима нашего Андрея.

– Так нет же могилы его, старинушка. Прах его мы над озером Плещеевым развеяли, а местом памятным ему Святой Дом Богородицы поставили.

– Вот Дому тому и кланяйся! От меня из далеких земель. Нагнись, обниму, – Он облапил ее по-медвежьи, звякнув бронями о брони, и, не стесняясь, поцеловал в губы. Отпустил, широко перекрестив, – Ступай с Богом. Скатертью дорога. Буду ждать тебя всегда и везде, – Резко повернулся на каблуках и размашисто зашагал прочь.

Мари выпрямилась в седле. Больше ее здесь не держало ничего. Она, не оглядываясь, направила коня к переправе на восточный низкий берег, стегнув коня шелковым арапником. Угрюмы пристроились сзади, чуть забирая слева и справа, прикрыв ее со всех сторон. Путь их был далек и несладок, туда на Русь.

А за ее спиной на западном берегу полноводной реки Дунай, что разделила этот мир на Правую и Неправую стороны, судьи назначенные Иисус Навином, начали вершить скорый и кровавый суд.

– Судьи, – Она опять ухмыльнулась про себя, погоняя коня, – Кто судьи-то? Мария помнила байки еще про первую Орду. Про тех, кто завоевывал дикие места и ставил на них Империю. Про пращуров тех, кого они с Навином выжгли огнем и мечом.

– Как их звали-то? – Она наморщила лоб, – Ах да! Рыцари «Круглого стола». Точно, точно! Менестрели и ваганты много разных песен пели в старые времена о короле Артуре и его рыцарях. Помнится, там было двенадцать королей. А сейчас двенадцать судей. Насмешка какая-то! Или все вырождается со временем, от героев к червям. – Она опять потерла лоб, пытаясь вспомнить и тех и других.

– Осторожно госпожа! Берег скользкий, не ровен час, спотыкнется конь-то, – Старший Угрюм придержал иноходца на подъеме.

Мария поблагодарила его взглядом и опять послала коня в галоп.

– Ладно, старых воев я забыла, хотя раньше такого не было. Но вот судей-то этих можно было и запомнить. Чай при мне их Навин-то назначал, – Она стряхнула с себя этот обморок, и они прошли пред ее глазами чередой, – Ага, ну вот! Сейчас вспомню, – Она прикрыла глаза и про себя внятно начала перечислять, – Гофониил сын княжеский, тут вдоль Дуная в междуречье сел. Да где ж ему при таком отце-то и быть. А чуть северней, по берегам того же Дуная, сынок Геры – Аод, жрицы земель завоеванных, себе должность оторвал. Ничего что левша, Правь будет править по Правому.

Иноходец набирал ход, наматывая на копыта длинный и скучный путь. Мари почти задремала в седле, под его мерное покачивание, но продолжала вспоминать.

– Самегар, сын Анафов длань свою над полесцами простер. Кто таков? Даже вспомнить трудно. Дебора-пророчица. Из новых весталок. Какая к дьяволу пророчица? Если она мужнина жена. Тоже мне весталка, за мужем! Обхохочешься! Туда же! Сама не воин, так обольстила воеводу Барака. Видать из старых медвежьих родов и подалась в Кадис, в Гишпанию, порядок наводить. Там к тому же и Гедеон со своими тремястами карателями в Хересе куролесит. Практически всех из мушкетов положил. Даже рук не замарал. Судья! Дай дураку порох, так он всех запорхает! – Мари зло хлестнула жеребца, и он разом вырвался на полмили вперед, только грязь полетела в стороны, обдав с ног до головы прохожего в серой рясе.

– Ошалели все с этой войной! – Зло бросил он вслед, – Защитнички! Что б вас всех Марана прибрала!

– Авимелех этот, от крови совсем обалдел, – Продолжала вспоминать Мари, – Как упырь опился видать до одури. В родной город пришел, так с блажных глаз, с озверения полного, семьдесят братьев в обители лично сам порубил. Нет бы на орденских братьев, что мечом не хуже его владеют, руку поднял, а то порубил убогих, что в богадельне век доживали. И поделом, что его горожане вместе с его наемниками вырезали. Озверел народ от крови пролитой! – Она натянула поводья, различив в вечерней мгле придорожную таверну, и повернула к ней, – Стой! Будем братцы приваливаться, да вечерять. Один из Угрюмов направился к воротам постоялого двора, уверенно тыкнув в него тяжелым шестопером. Ворота гулко отозвались глухим звуком, но так и продолжали оставаться закрытыми. Угрюм двинул по ним в полсилы, на что они ответили звонким эхом моренных хорошо пригнанных плашек. Однако результат был тот же, что и в первый раз.

– Эй, хозяева! Повымерли что ли? Гостей пускаете? – Хриплый голос Угрюма разорвал вечернюю тишину.

– Ты что ли гость? – Неприветливо проскрипело из-за забора.

– А то! – Ответил Угрюм.

– Незваный гость хуже татарина! – Последовал ответ.

– А мы не одни, с нами динарики имперские, – Весело поддержала Угрюма Мари, звякнув калитой на поясе. Про себя отметила, – Народ ордынцев уже в разряд худшего зла произвел. Хорошо хоть татарина, а не казака помянули…

За забором кто-то с кем-то посовещался, и тот же скрипучий голос спросил.