– Ты свинья! Сейчас соберешь свою разбойную ватагу и пойдешь на Владимир. Пуганешь там эту шушеру, что в Москве ордынский кош хранит. На обратном пути разрешаю тебе пограбить Рязань. Глядишь, новых танцовщиц себе привезешь. Хотя тебе зачем, ты и с этими не справляешься. Тебе одной твоей обозной потаскухи на всю жизнь с избытком. Этих, – Он мотнул плетью в сторону сбившихся в кучку девушек, – Мне пришлешь. Я, да моя сотня, найдем им применение получше, чем перед твоим сытым брюхом танцевать. Все, седлай коней. С собой возьми молодых княжичей вашего рода. Неча им тут засиживаться, пусть хлебнут степного ветра. Почуют запах крови. Попробуют молодую полонянку на седле. Глядишь, вырастут не такими как ты жирными боровами. Все, – Он повернулся и пошел вон. Его нукеры, согнав девчонок в стайку, даже не дав им одеться, погнали их следом. Бегич оторопело смотрел вслед грозному темнику.
– Надеюсь, к твоему возвращению рубец еще не сойдет с твоей самодовольной рожи, – Ехидно заметил Мамай, обернувшись на пороге. – Поторопись!
Уже в седле он услышал какой-то бабий визг, преходящий в звериный вой, это Бегич вызверился на всех вокруг. Ладно, темник забрал его лучший гарем, еще не тронутых им наложниц, ладно он пересек его холеное лицо кровавым рубцом, но он отправлял его на Русь. На Русь, не за законным ясаком, который бы заплатили без нажима, а за грабежом. И не в пограничные села, а на самого Великого князя, на которого и сам Мамай не ходил. Это было не просто. Бегич решил, соберу княжичей с их ближними нукерами, волком туда, обратно. Нос чуть за Оку высуну, на Владимирские земли, в Залесскую Русь, и назад. Кругом Рязань обойдем. Сельца малые пограбим и домой. Мамаю наплетем, что там все от страху обделались. Княжичам дадим над народом потешиться, пожечь, понасильничать. Они молчать будут. Этого даже сам Мамант не простит. Он успокоился и велел кликать: Хазибея, Ковергу, Карабулука, Кострова, Бегичку и других княжичей золотых родов, вошедших в воинскую пору, но еще в бою не бывавших и жаждавших славы и добычи.
Наутро экспедиционный отряд сотен из трех стоял на берегу реки и по сигналу пошел на переправу. Бегич, следуя придуманной им тактике, воинов брал в основном на ногу легких, на быстрых конях. Тяжелой конницы и пехоты в этот раз с собой не брал, хотя обоз собрал не малый. Да еще его прихлебаи к нему прицепились, чуя легкую и большую поживу. В последний момент к ним прискакал Мамаев ближний волхв, отозвал Бегича.
– С тобой в обозе пойдет кибитка. Беречь, как зеницу ока. Близко к Коломенскому подойдете, дашь тем людям провожатых верных и охрану сильную, поможешь незаметно на сторону Боровицкую переметнуться. Понял?
– Понял, – Ответил Бегич, с опаской косясь на странную телегу с черным шатром.
На козлах сидел свирепого вида детина, а из шатра не слышно было, ни шороха.
Войско, если эту ватагу можно было назвать войском, двинулось в путь. Никто и не заметил, в этой круговерти чужих дружин, обозов, кибиток, заводных коней, боковых дозоров и высылаемых каждым князем гонцов и разведчиков, как отделились после переправы, и нагоняя коней понеслись в сторону Рязани двое неброских всадников в рыжих малахаях и коротких верховых жупанах.
Данила Пронский, князь Муромский, вместе со своим сыном Владимиром, приехал к тестю своему Олегу Рязанскому. От брата своего родного Ивана, сидящего на уделе Пронском, получил он подарок нечаянный. Из селища Пушкарское, что под Пронском, пришли три телеги с тюфяками, да при них знатные пушкари, мастера железного огненного боя. Олег с интересом рассматривал тюфяки и единороги, Пищали он видел у заезжих стрельцов и своих ими оснастил, а дробовики таких размеров хранили в глубокой тайне ото всех. Да и были они только у Владимирских князей, да у Пронских и то видать от тех же Владимирских к ним секрет попал. Ходила молва, что этим тот секрет то ли заезжий волхв передал, то ли от старых Богов какой посланец принес. Однако кто бы ни пытался такое сотворить – не выходило. Так же как и колокола звона малинового, только у них на Валдае делали. Тоже говорят, сама Дева Ариев им этот секрет подарила по доброте своей.