Тайны поля Куликова, или Трилистник дороги

– Пусть князь Пронский, дядя Данила пособит, – Тихим голоском добавила Евдокия.

– А поведешь всех – ты! – Палец Марии указывал на Дмитрия, – Ты Великий князь, тебе и показать: Кто в доме хозяин!

– А я? – Подал голос Боброк.

– А ты обожди, – Голос Марии стал жестче, – Не по Сеньке шапка. Придет и твой черед. И твой! – Она повернулась к Сергию. – Братские дружины не выпускать! Токмо городские. Тимошка пусть помаячит у Бегича пред носом, подразнит его, и за первую речку уходит. Ладно, чего мне вас рубак учить. Готовьтесь! А пока ешьте, пейте гости дорогие. Время есть. Ты мне расскажи голубка, как тебе здесь в Коломенском, лучше, чем во Владимире? – Она придвинулась к княгине, и они зашептались, склонив головы, и как бы забыв обо всех вокруг.

Мужчины тоже нашли общую тему – войну и битвы и заговорили о них.

Глава 2 Сила силу ломит

Хотя справедливость и не может уничтожить пороков, она не дает им наносить вред.

Φ. Бэкон.

Тем временем в Сарае Мамай нашептывал в ухо Мамант-Салтану, среди своих воинов называемому Мухаммедом Беляком, что на Залесской Руси Ангелы совсем медвежьи роды подмяли, никого в грош не ставят.

– Ясак не платят, – Шипел он с хрипом, – Смотри хан, по все Закатной Ойкумене Ангелы медвежьи роды подвинули и у нас начнется, если дадим слабину.

– Уймись князь, – Устало отвечал Салтан, – Ангелы нам ближайшая родня. Не было такого, чтобы роды наши ссорились. Мы всегда воевали, они всегда правили. Не наше дело десятину собирать.

– Да ты ж почти царь, – Опять хрипел Мамай, – Тебя же царем-пророком все воинство величает, это выше, чем царь-священник.

– Уймись темник, – Не поддавался Салтан, – За Ангелами Ордена. Они порядок в Ойкумене блюдут.

– А за нами Орда! – Вскричал Мамай, – Она, сколько голов согнула? Даже западных наместников, когда Черная Смерть пришла, и то истребила. А там робяты были не робкого десятка, из Дажьбожьих внуков.

– Так ведь не одна Орда была, – Резонно возражал хан, – Там и нежить и герои из Нави и…говорят Посвященные и Стражи были, – Понизив голос, добавил он с оглядкой.

– Брехня!! – Мамай гнул свое, – Орда одна порядок навела. Это так народ, ради красного словца бает. Надо пугануть Русь и Великого князя, пока малолеток и силу не взял. А то глядишь, начнет с западников пример брать, нам тогда полный карачун.

– Пугани, – Салтану надоело спорить, он хотел в гарем к горячим женам и сладким винам. Ему наскучил этот, вечно рвавшийся в бой, воевода, – Пугани и назад. Смотри, там тоже дружина не за бабьими юбками прячется.

– Дружина, – Фыркнул темник, – Какая там дружина?! Прихвостни княжеские, да городские оболтусы. Они только стяги наши увидят – поминай, как звали. Сам даже не пойду – Бегича пошлю.

– Да Бегич твой, – Уже совсем заскучав от разговора, все-таки протянул хан, – Бегич твой, пес не боевой. А дворовый. Только из-за хозяйской спины за забором тявкать.

– А нам боевой и не нужен. Их любая шавка за Можай загонит. Да разрешить ему еще Рязань пограбить, он горы свернет.

– Бегич, так Бегич, – Мамант зевнул и жестом отправил его от себя. Про себя подумал, – Да хоть бы ты и сам ехал. Может тебе кто из Суздальцев голову свернет. Мне бы полегчало.

– Тварь жирная, – Ругался про себя Мамай, – Погоди, придет время, удушу собственным поясом. Как ты мне надоел. Тоже мне хан. Бурдюк с прокисшим молоком. Даже жены твои и то со мной спят, – Он зло хлестнул себя по сапогу и вышел на крыльцо. Свистом подозвал коня. Кинул ожидавшим нукерам, – К Бегичу! – Стегнул лошадь и помчался, расстелившись над землей.

Бегич стоял отдельным станом, даже не в Сарае, а около на берегу реки. Вкруг его стана любили селиться крысы войны: всякие маркитанты, мародеры, гулящие девки и прочая грязь. За собой они тянули тех, с кем имели дело, то есть купеческую братию – жидов и сурожан. Поэтому Мамай, подлетая к стану Бегича, первым делом врезался в кочевое городище, состоящее из разнокалиберных палаток и кибиток, в которых привыкло жить это кочевое племя. Он зло выругался, мол, развел здесь караван-сарай, тоже мне полководец, сбил грудью коня, стоящую поперек пути, кибитку, вывалив весь ее хлам в пыль, под копыта следующей за ним охраны. Нукеры разметали ногайками визжащих шлюх и жирных торгашей. Мамай влетел в терем Бегича, отшвырнув ногой бросившегося на него пса. По визгу, перешедшему в хрип, он понял, нукер прирезал зверя, осмелившегося оскалится на хозяина.

– Вот так он любого человека прирежет, – Подумал Мамай, – И правильно. Псы. Все псы. Сначала руку лижут, а потом в горло вцепиться норовят. Где этот полуевнух? – Гаркнул он прямо в лицо выбежавшему телохранителю, – Где?!!

– Тут Великий, – Посерев лицом, залепетал тот.

– Веди! Смерд! – И не дожидаясь, вошел в горницу.

Бегич нежился на высоких шелковых подушках, взирая на танец обнаженных наложниц, и хлестал их бычьей плетью, получая от этого массу удовольствия. Мамай перехватил плеть и резко хлестнул ей по лицу баскака, оставляя на нем кровавый рубец.