Письма не только копировались, но и просто похищались у эмигрантов всяческими способами, чаще же всего через подкуп прислуги. Местное кавийское население многоразличными путями было связано с русской колонией. В самом местечке специально для русских одна предприимчивая итальянка основала мелочную лавочку, — тут можно было купить всё, что требовалось в нашем незатейливом обиходе, от огородных овощей и хлеба вплоть до сладостей, что было спасением для любительниц шоколада. Главное же: тут был открыт для русских широкий кредит, — забирали на книжку, а расплачивались по мере сил! Если кто уезжал, не расплатившись, колония либо сама погашала такие долги, либо принимала меры, чтобы понудить неисправного должника очиститься от взятой суммы. Это поднимало к нам доверие у нашей кредиторши. Кроме этой лавочки, итальянцы в большом количестве кормились около русских, как поставщики продуктов, как ремесленники, как представители наемной силы (прислуга, прачки, носильщики и пр.). От колонии по одному подсчету, который однажды на досуге был произведен нашими статистиками и экономистами, они ежегодно зарабатывали, по меньшей мере, до 75–80 тыс. лир, что составляло для них большой доход[67]
. Среди итальянцев встречались семьи, бедствовавшие до прихода сюда русских, и благодаря русским поправившие свое благосостояние в весьма заметной степени. Некоторые из этих поставщиков и особенно поставщиц своих услуг до того освоились с колонией, что стали учиться говорить по-русски, и бывали случаи, когда вновь прибывший русский, не зная ни слова по-итальянски, объяснялся с самой коренной итальянкой вполне удовлетворительно по-русски. Удивлению таких эмигрантов не было конца! Но это же обилие итальянцев, ютившихся около русских, расширяло тот контингент, из среды которого Инверницци мог черпать подходящий для себя материал. То же наблюдалось и в других странах, даже в чопорной Швейцарии…Не везде, однако, агентам удавалось входить в такие близкие отношения с правительственными чиновниками почтамта. Нередко они встречали тут решительный отказ. Так вышло, например, в Сан-Ремо, где агенты особенно интересовались перепиской Плеханова и Савинкова. Тогда они прибегли к другому приему. Живший там агент Биттара[68]
стал выслеживать прислугу из виллы, занимавшейся Бор. Савинковым и М. А. Прокофьевой. Сначала он познакомился с ней якобы случайно, в одном из магазинов. Потом стал на правах знакомого встречаться с нею чаще. Начал делать подарки, иной раз очень ценные, обворожил ее своей любезностью и кончил тем, что ангажировал ее к себе на службу.Надо отметить также, что, как общее правило, почтовые чиновники входили в сношения с агентами, тщательно скрывая это от своего начальства. Потом, когда начались разоблачения, из Генуи была назначена ревизия, которая проверила все выставленные нами факты, и ее вмешательство было очень благотворным. Злоупотребления в данной, по крайней мере, местности прекратились.
Но, вместе с тем, одними сношениями с почтовыми чиновниками агенты не удовлетворялись. Мало им было и помощи со стороны прислуги. Временами они пытались делать целые налеты на проезжавших эмигрантов. Добивались от полиции арестов. Обыскивали в поездах, на пограничных станциях. Отбирали бумаги, документы, иногда оружие.
Так в 1911 году в Вентимилье, на границе Франции, но на территории Италии, был арестован, точнее, — захвачен покойный Сидорчук, на которого был совершен настоящий «фашистский» налет, но только в малом виде. С ним поступили самим грубым образом, и так как у него оказалось оружие, то пробовали запугать его, создав целое дело. Освобождения Сидорчука товарищи добились не без больших усилий.
Ездить по железным дорогам стало не так просто. Приходилось быть осторожным…
Правда, всё это происходило все-таки спорадически, еще не было и не могло быть введено в систему. Похищение же писем, особенно в Кави, было организовано вполне планомерно и поставлено на широкую ногу.