Будучи эмигрантом, Изенбек оказался в Брюсселе, где познакомился с русским журналистом, филологом Ю.Миролюбовым, которого чрезвычайно заинтересовали эти дощечки, и он стал их копировать и переводить на русский язык. Во время Второй мировой войны Изенбек, как русский эмигрант, был арестован гестапо, и его дощечки бесследно исчезли. Если бы не Миролюбов, которому к тому времени удалось скопировать значительную часть дощечек, мы могли бы навсегда потерять этот бесценный памятник славянской культуры. В 1963 г. на V Международном съезде славистов был сделан доклад об этих дощечках, и они стали достоянием международной общественности под названием «Велесова книга».
В одной из дощечек рассказывается, что за 1300 лет до Германариха (вождь готов, покоривший в середине IV в н. э. огромные пространства Восточной Европы от Балтики до Черного моря и от Дуная до Волги и разгромленный гуннами в 376 г.) предки славян ещё жили в Центральной Азии, в Причерноморье, «в зеленом крае». В книге подробно описывается исход наших предков из Семиречья (Балхаш) через горы в Индию и до «Карпатской горы».
Находка этих дощечек Изенбеком в 1919 г. — это как бы второе рождение «Книги Велеса», так как она была известна ещё в XIX в. и находилась наряду с другими древнейшими бесценными памятниками русской старины в Петербурге, в хранилище древностей А.Н. Сулакадзева [5].
Как пишет об этом А. Асов [5], дощечки эти (45 дощечек) долгое время хранились в Париже, в Королевской библиотеке, основанной в XI в. Анной Ярославовной (дочерью Ярослава Мудрого), которая была выдана замуж за французского короля Генриха I и в качестве приданого привезла большое количество древних славянских книг. Когда началась Французская революция 1789 г., началось всеобщее разрушение, и книгам этим грозила гибель, тогда русский посол в Париже П.П. Дубровский привез их в Россию. В этой библиотеке хранились также дощечки «Звездной книги Вед», или «Китовраса», 12 томов пергаментной книги «Перуницы», написанной волхвами древнего Киева, рунические книги «Крыница», «Волховник», «Колядник», «Боянов гимн» и многие другие. Была там и так называемая «Белая книга», или «Золотая», об утрате которой сохранились русские народные песни.
После революции, и даже ещё раньше, в середине Х1Хв, всё это пропало. А нам говорят, что не было памятников русского языка дохристианского периода, и вообще многие ученые XIX в., как известно, за отсутствием этих памятников считали, что русские вообще не имели своего литературного языка…
Мы не будем подробно останавливаться на этом памятнике древнерусской письменности, так как он подробно был откомментирован А. Асовым во многих книгах, в частности: «Святорусские Веды. Книга Велеса» [3]. (См. рис. 20).
В «Велесовой книге» мы находим очень важные сведения, касающиеся нашей письменности: «Они (греки) говорили, что установили у нас письменность, чтобы мы приняли её и утратили свою. Но вспомните о том Кирилле, который хотел учить детей наших и должен был прятаться в домах наших, чтобы мы не знали, что он учит наши письмена и то, как приносить жертвы Богам нашим» [4].
И здесь встает очень важный вопрос о той роли, которую сыграли Кирилл и Мефодий в истории нашей письменности.
Русская Православная Церковь категорически утверждает, что именно Кирилл и Мефодий «принесли свет (письменности) в языческую темную Русь».
Однако существуют источники, причем очень древние, которые говорят о том, что не Кирилл и Мефодий создали славянскую письменность. В «Толковой Палее» XV в. говорится: «И грамота русская явися Богомъ дана в Корсуни Русину: от нея же научися философъ Константинъ, откуда сложивъ написавъ книги Русскимъ гласомъ» [8].
Действительно, в Паннонском издании «Жития Кирилла и Мефодия» (Москва, София, 1986, Наука и искусство) также прямо утверждается следующее: В Корсуни (Херсоне) Константин-Философ-Кирилл («чтец божий») открывает русские письмена. «Нашея же здесь Евангелие и Псалтырь, написанные русскими письменами, и человека нашел, говорящего на том же языке, и беседовал с ним, и понял смысл этой речи, и, сравнив ее со своим языком, различил буквы гласные и согласные и, творя молитву Богу, вскоре начал читать и излагать (их), и многие удивлялись ему, хваля Бога».
Таким образом, в Корсуни Константин Философ изучал русский язык, сравнивал русские буквы с греческими (печатными) и убедился в их подобии, в их «равноправной пригодности для написания священных книг».