Кемаль не был исключением! Он страстно мечтал о превращении страны в светское государство и так же страстно ненавидел всех тех, кто ему в этом мешал. И хотя прямой угрозы ни ему самому, ни провозглашенной им республике не было пока еще и в помине, уже проходивший через все эти игры с показным смирением и сам в свое время игравший в них Кемаль приказал начальнику Генерального штаба Февзи перевести предназначавшуюся для армии Карабекира дивизию на восток, а генерал Сами получил от него тайный приказ идти на Стамбул при первом же известии о начале мятежа.
Но воевать с Кемалем никто из его старых друзей не собирался, и они даже попытались договориться с ним. Но… нельзя примирить непримиримое, и они расстались еще более недовольные друг другом. Ну а чтобы еще больше ограничить их активность, Кемаль провел через меджлис закон, запретивший военным принимать участие в политике. И хотя уже избранным из их числа депутатам было разрешено доработать до конца положенного им срока, права на участие в парламентских дискуссиях они были лишены.
Обезопасив себя от давления в парламенте, Кемаль вместе с Латифе отправился в Измир. Отдохнуть. Сказались старые недуги и то постоянное нервное напряжение, в каком он пребывал вот уже столько лет — Кемаль чувствовал очень сильное недомогание.
Доктор прописал покой и строго-настрого запретил алкоголь, сигареты и кофе. В середине января Кемаль, с огромным трудом выдержавший запрет, почувствовал себя лучше и, дабы лишний раз поиграть мускулами, провел в районе Измира военные учения. На их разборе он выступил с объяснением своих военных принципов, но все это было между прочим, и по-настоящему он заговорил только тогда, когда коснулся политики.
«У нашей республики, — заявил он, — есть две силы, на которые она может положиться. Это решимость нации и сила армии! И мы сделаем все, чтобы убрать любые препятствия, лежащие на пути к безопасности и процветанию нации!» Весьма недвусмысленно предупредив всех инакомыслящих, Кемаль как ни в чем не бывало тут же устроил встречу с представителями оппозиционной стамбульской прессы.
На что она была рассчитана — на перемирие с прессой? Наивно. Да и как можно было примириться с пока еще свободными газетчиками, в любой свободной стране призванными как раз для того, чтобы критиковать власть? Конечно, это была встреча с подтекстом.
Как всякий властитель, Кемаль совершенно не нуждался в свободной прессе и все чаще начинал подумывать о «хлысте и шпорах», которые, по образному выражению Наполеона, были необходимы «для управления печатью». Тем не менее он очень радушно принял журналистов и, проговорив с ними два дня, выразил уверенность в том, что пресса будет служить на благо республики.
Журналисты приняли навязанную им игру, и от имени своих коллег Хуссейн Джахит весьма туманно заметил: «Свобода завоевывается насилием, но требует взаимной терпимости, и я счастлив, что все мы нашли такое взаимопонимание в нашем гази!»
На этом они и расстались. Но главной заботой Кемаля были не все эти независимые щелкоперы (пройдет время, и он сумеет обломать их!), а халиф, чуть ли не каждый день продолжавший досаждать ему своими просьбами. Когда на следующее утро после его возвращения в Анкару Абдул Меджид в своем очередном послании потребовал предоставления ему дополнительных средств для оплаты своих расходов Кемаль, и без того постоянно пребывавший на взводе, сорвался.
«Халифат, — не стесняясь в выражениях, написал он в ответном послании, — является реликтом Истории, и ничто не может служить оправданием его существования. И Ваше письмо мне я рассматриваю как проявление неуважения!» А когда к нему в качестве просителя за своего духовного владыку явился сам шейх-уль-ислам, взбешенный Кемаль даже не стал его слушать и, по свидетельству очевидцев, даже запустил в него Кораном.
Результатом этого деяния, в высшей степени нечестивого в глазах верующих, явилась усилившаяся религиозная пропаганда против президента. В мечетях стали еще больше говорить о его аморальности, пристрастии к вину и играм, и все чаще слышались открытые призывы не подчиняться свалившемуся на их голову безбожнику и всячески бороться с ним.
В знак своего согласия с клерикалами многие видные противники Кемаля демонстративно перебрались в Стамбул «под защиту халифа». Обстановка накалилась до предела, и те, кто хорошо знали Кемаля, только удивлялись его долготерпению. Все же Кемаль не спешил.
У него было достаточно сил, чтобы, не вдаваясь ни в какие объяснения изгнать из страны халифа точно так же, как он совсем недавно изгнал из нее султана. Но это могло произвести самое неприятное впечатление на мусульманское население, и, не желая давать врагам лишний козырь, Кемаль отнюдь не смирился, а лишь ждал удобного случая.
И он дождался его! В присланном Исмету письме два известных мусульманских деятеля Индии просили оградить халифа от нападок и обеспечить ему должное уважение. Но еще до того как попасть к Исмету письмо индусов было опубликовано в трех стамбульских газетах!